Тотем Козерога

Сань! Убежала и фиг с нею. Сколько таких по улочкам бродят, а ты за этой

погнался…»

Побрел на свет городских фонарей. Голова кружилась, ребра болели. Ничего

смертельного, но неприятно. Морда расцарапанная, и измазался как поросенок.

Необычная все-таки девушка. Бродит по ночам в одиночестве. И остальное… Я не

успел увидеть, как исчезла. Только стояла рядом, а потом будто растворилась в

воздухе. А глаза? Но скорее удивительная игра света, оптический обман. Может у

меня правда галлюцинации? Я не из тех суеверных дурачков, что везде видят

проклятия, сглазы, порчу, ведьм, зеленых инопланетян…

Обратный путь занял гораздо меньше времени. Я перешел пустырь. Прекрасно

осознавая, что выгляжу паршиво, старался обходить фонари, пробирался темными

дворами. Хорошо освещенный проспект пришлось пересечь одним рывком. Я скользнул

в спасительную тень, оглянулся. Вроде бы никто не заметил. А если и видели, то

не придали значения. Сейчас полно припозднившихся гуляк, да и гопники выходят на

промысел.

Я перевел дыхание, еще раз обругал себя за глупость. Искать приключения на пятую

точку не в моем стиле. Давно прошел юношеский период, когда был готов на любые

дурости и сумасшедшие поступки.

К счастью лавочки у подъезда оказались пустыми. Бабушки — самые страшные враги.

Языки как помело. Когда идешь с работы, радостно приветствуют, улыбаются и

разноголосо кудахчут: «Здравствуй, Сашенька! Как жизнь? Здоровья и благ!» А

потом совершенно случайно узнаешь, что ты бандит и наркоман, бабник, алкоголик,

тюрьма по тебе плачет…

За дверью кромешная темнота. Подростки опять разбили лампочку. Лишь со второго

этажа падал рассеянный свет. Я споткнулся на ступеньках, едва не упал. Выругался

и осторожно ступая, пошел по лестнице.

На площадке третьего наткнулся на группу ребят. Сидели на корточках, чем-то

сосредоточенно занимались. Я окинул взглядом и невольно усмехнулся –

классические эмо-киды. Черные крашеные волосы, невообразимые прически, полосатые

гетры, цветастая одежда в темно-фиолетовых тонах и обилие всяческих

рюшечек-цепочек. Разобраться где девочка, а где парень почти невозможно.

Я подошел на цыпочках и заглянул через головы. Оказалось, старательно давят из

себя слезы. У некоторых получилось. Остальные посматривали с завистью, пытались

не отставать от товарищей. Кривились и морщились, часто моргали. Я не удержался

и громко фыркнул — поколение «пэпси» сходит с ума. Дети даже не пошевелились,

привыкли к реакции прохожих.

Один поднял голову, и я узнал Ваньку из соседней квартиры. У меня с ним

приятельские отношения. Он иногда помогал, бегал за сигаретами и хлебом. А я

частенько выгораживал его перед строгими родителями. Обычный паренек, каких

миллионы, худенький и нескладный.

Ванька широко ухмыльнулся. Но тут же спохватился, придал лицу скорбное выражение

— так надо. Опасливо оглянулся на друзей, поднялся и подошел ближе.

— Где вас так отделали, дядь Саш?

Вот так — дядя Саша и никак иначе. Родители паренька слишком зациклены на

воспитании, выдрессировали сына. Вот и выражает социальный протест, подался в

Эмо. А для меня такое обращение, по меньшей мере, дикость. Ведь не сорокалетний

мужик с пивным животом, разница в возрасте небольшая. Хотя с какой стороны

посмотреть… Помню себя в школе. Ребят всего на пару лет старше воспринимал

мудрыми и всесильными, а те, кто учились в университете — вообще дряхлые

старики, таинственные Взрослые. Теперь свободно общаюсь с людьми на

десять-двадцать лет старше и не чувствую разницы.

— И тебе привет, Вань, — ответил я. Только сейчас понял, что говорить довольно

трудно. Губы распухли — хорошо треснулся о дерево. — Так плохо выгляжу?

— Отвратительно, — признал он с детской серьезностью. — Бабушке Маше на глаза не

попадайтесь. А то опять позвонит в милицию, представится анонимом и будет

ябедничать.

— Постараюсь, — кивнул я.

Баба Маша — пожалуй, самая вредная из всех подъездных старушек. Худенькая и

мелкая, но злющая как Цербер. Везде сует свой длинный нос, каким-то невероятным

образом пронюхивает о происшествиях в районе. Подозреваю — на каждого жильца в

доме у нее заведено отдельное досье. Совершенно невозможно что-то сделать

втайне. Приведешь подругу, устроишь сабантуй с друзьями или затеешь ремонт — а

утром становится достоянием общественности, то есть остальных старушек. А уж те

разнесут весть на весь город. И не дай бог, кто-то будет шуметь в неположенное

время или бросит окурок на балкон бабы Маши. Заклюет и затравит.

— Вань, скажи честно — оно тебе надо? — спросил я.

— Что именно? — не понял парень.

— Ну, все это, — я кивнул на полосатые гетры и неопределенно покрутил пальцем в

воздухе. — Детство же…

— Не детство! — обиделся Ванька и насупился. — Быть Эмо — круто! И если вы

думаете, будто мы бездарные плаксы, то ошибаетесь. У нас своя философия.

— Эмоциональная? — хмыкнул я.

— Конечно, — согласился паренек.

— Тогда зачем цветастые шмотки? — спросил я. — Можно быть эмоциональным и без…

амуниции. Я вот, например махровый рокер. Но косуху не ношу, цепями не бренчу.

— А как люди будут отличать? — удивился Ванька.