Тотем Козерога

В щеку тыкался мокрый нос, кожу щекотали жесткие усы, мягкая шерсть. Я застонал

сквозь сонную одурь, отпихнул кошку. Но Багира не желала уходить. Громко и

возмущенно мяукнула, замурлыкала и засопела на ухо как паровоз. Улеглась на

груди, обняла лапами шею.

— Отстань! — проворчал я. — Брысь!

— Мяу! — требовательно сказала кошка. — Мррр…

— За что наказание? — сонно пробурчал я.

С трудом разлепил веки и сфокусировал взгляд на Багире. Мордочка довольная и

хитрая — знает зараза, что сдамся. Жмурилась на яркий солнечный свет, льющийся

из окна. По-своему, по-кошачьи улыбалась золотистым пылинкам, что танцевали в

воздухе. Блаженно вытягивала спинку, вяло водила хвостом.

— Неужели обязательно будить каждое утро? — посокрушался я. — Выходной ведь.

Багира, ты эгоистка! Я не должен просыпаться, когда это делаешь ты.

Кошка дернула хвостом, оставила мой укор без внимания. На кухне застучали

кастрюли, ноздри пощекотал запах наваристого мясного бульона. Багира

встрепенулась, широко распахнула глазища — там вкусное! Мигом спрыгнула с груди

и юркнула в щель приоткрытой двери. Сразу же раздался грохот и возмущенный вопль

Елистрата:

— Пошла вон, мышатница! Не мешай готовить! Куда все влезает, мохнатое чудовище?

Значит, Светка с Вовкой еще не вернулись, — рассеяно подумал я. — Пока соседей

нет домовой осмелел, стал хозяйничать в открытую.

Закрыл глаза и попытался заснуть. Но тут в мозгу мелькнули картинки

воспоминания, кожу обожгло ледяной волной. Я задрожал и сел на постели. Простыня

влажная, по спине и груди стекал холодный пот. Голову сразу же стянуло тисками

боли, в глазах помутилось. Я застонал сквозь плотно стиснутые зубы, сдержал

тошноту.

Помню муторный сон… Я вернулся в детство, оказался в деревне. Когда были живы

дед и бабушка родители возили туда каждое лето. Ведь ребенок должен знать, что

такое природа. Самые светлые и счастливые воспоминания связаны с тем домом. А

еще сад… у меня была любимая вишня, на ветке которой просиживал часами.

Всматривался в небо, наблюдал за листвой. Слушал ветер, скрип веток… Мне

частенько снилась то дерево. Вот и теперь увидел. Смеялся, мечтал, снова стал

ребенком.

А потом заметил жуткое чудовище, что кралось по земле. Нечто невообразимо

мерзкое — помесь дракона с человеком. Монстр выглядел так, будто побывал в

мартеновской печи. Весь обгоревший, кое-где обугленный. По телу стекала

скользкая зеленая кровь, из глубоких ран проглядывало бледное как у лягушки

мясо… Самое странное — показалось, что сквозь гротескные черты на меня смотрит

давешний академик, Платон Варламович. Узкий череп с клочками безжизненных волос,

длинная козлиная бороденка и сверкающие злобой черные глаза…

Я не столь впечатлительная личность. И чудака, что предложил продать душу не

испугался. Но вдруг есть связь? В последнее время со мной творится слишком много

запредельного. Вчера, например, чуть не зарезала Грейс Моран. Но появилась

ведьма и вытащила из корявых лап злобной блондинки… Похоже Елистрат прав. На

меня открылся сезон охоты.

Мотнув головой, я медленно сполз с постели и стал одеваться. Боль прошла, но в

теле слабость. Голова противно кружилась. Я обул тапочки и отправился умываться.

Почистил зубы и, поразмыслив, полез в душ. Заодно побриться не помешает. Минут

через двадцать вышел чистый и благоухающий, как зомби побрел на кухню.

— Доброе утро, Елистрат! — буркнул я и плюхнулся на табурет. Нащупал на столе

полупустую пачку, прикурил, с удовольствием вдохнул дым.

Домовой серым мохнатым шаром метался по кухне. Одинаково легко перемещался по

полу, стенам и потолку. Удивительным образом успевал помешивать суп поварешкой,

мыть посуду, протирать стол чистой тряпицей. Бросил на меня быстрый взгляд,

пропыхтел на бегу:

— Утро доброе, молодец! Что бледный такой? А ли заболел?..

Я наблюдал за суетой домового. Курил, прихлебывал горячий чай из кружки, что

подставил заботливый Елистрат. Не знаю, смогу ли когда-нибудь привыкнуть. То и

дело подмывало сходить к психиатру, проверится. Знал — все реально. Мир просто

раздвинул границы, стал больше, ярче, интереснее. Но мозг по инерции отрицал

очевидное, с трудом укладывал на полочки новые знания.

— Не заболел, — поморщился я. — Ничего серьезного, кошмар приснился.

Еслистрат споткнулся и резко остановился. Остроконечные кошачьи ушки стали

торчком, в блестящих глазках промелькнуло беспокойство. Домовой запрыгнул на

стол, остановился предо мной. Сложил руки на груди, нахмурился и строго сказал:

— Рассказывай, молодец!

— Не о чем рассказывать, — отмахнулся я. — Плохой сон. Ни больше, ни меньше.

— Ох, и дурак! — фыркнул Елистрат, скривил лицо. — Разве не знаешь… Боги, а ведь

и, правда, не знаешь!

— Что я должен знать? — спросил я с раздражением. — Объясни, дядюшка домовой,

будь добр!

Елистрат всплеснул руками и схватился за голову. Яростно поскреб бороду,

забормотал что-то под нос. Но успокоился, уселся на палку колбасы как на

скамейку, тяжко вздохнул.

— Мы живем в Яви, то бишь в реальности. Сны — часть Астрального мира, отражение

царства Нави, — стал терпеливо объяснять домовой. — И живут в нем разные твари,