Тот самый одноклассник

— Не будет тебе Алексея Резника, — сказала я вдохновению по дороге домой. — Но мы справимся и без него. У нас с тобой всё хорошо. Вот как вернёмся после уроков, засядем за работу. «Поиск молодых талантов» — очень престижный и популярный конкурс, потому что денежная премия большая, а полуфинальная выставка проходит в центральной галерее. Вдруг выиграем? А если и нет, всё равно найдём, чем заняться.

Вдохновение не отвечало, но было исполнено оптимизма.

Об утерянном шансе с Алексеем я старалась не думать. Можно ли потерять то, что никогда не было твоим и на что не имеешь права?

После работы расставила старые картины по квартире и ходила по кругу в надежде найти что-то подходящее. Выбрала пару достойных работ, но душа желала нового. И не просто нового, а той картины, которая ещё не родилась из множества набросков, сделанных исключительно при помощи фантазии. Тело спортсмена, изогнутое в броске. Или в порыве страсти.

Интересно, как Алексей выглядит на самом деле?

Я полностью погрузилась в работу, когда зазвонил телефон. Десять вечера. Алексей.

— Ладно, Ника, колись, что там с твоим вдохновением, — сказал насмешливо.

— Ммм… ничего.

— Ничего? Ты сказала, вдохновение требует, чтобы ты меня рисовала, и ты ему подчиняешься.

Запомнил дословно, зараза.

— В последнее время я несколько раз тебя нарисовала, — я ответила как можно более отвлечённо, чтобы не выдать волнение.

— Я видел.

— Да, ты видел.

— И всё?

— Да. Не совсем. Нет. Ну… если ты не против, я бы хотела отправить работу на конкурс.

— С какой стати мне быть против? Отправляй.

— Дело в том, что этой картины ещё нет, я только начинаю. Тема конкурса — движение, и я хочу изобразить мужское тело, — сказала нейтральным тоном.

— Тело, — повторил он с опаской.

— Мужское.

— Любое?

Набрала полные лёгкие воздуха. Всё-таки по телефону лучше, Алексей не сможет меня придушить.

— В принципе, да, любое, но, вообще-то, твоё.

— Теперь понятно, для чего ты приходила.

— Я приходила не только для этого…

— Ладно, Ника, брось притворство, не на самбо же ты записывалась, в самом деле. Надо было сразу сказать, а не морочить мне голову. Что от меня потребуется?

— Ничего страшного!..

Ммм… подвигаться по моей квартире в полуголом виде. Вот такая малость.

— Почему ты замолчала? — настороженно спросил Алексей.

— Если ты сможешь и захочешь позировать, то тебе придётся пару раз прийти в мою квартиру — и всё.

— Если это всё, то почему ты заикаешься?

— Я собираюсь рисовать твой торс и бедро. Обнажённые. Я уже сделала несколько эскизов, так что потребуется совсем немного твоего времени.

— Ты уже сделала эскизы? — спросил он после паузы.

— Да.

— Как?

— В каком смысле, как? Карандашом.

— Где ты видела мои… меня?

Лучше было промолчать про эскизы. В горле запершило.

— Я не видела.

— Тогда как ты могла сделать эскизы?

— У меня богатое воображение.

Последовавшее молчание было очень тяжёлым.

Да, Лёша, я сталкер, который приходит к тебе на работу, фантазирует о твоём теле и делает эскизы.

— Лёш, ты же спортсмен, так что твоё тело подходит…

Пусть думает, что хочет. Пусть сам решает, для чего подходит его тело.

Он думал, долго.

— А лицо рисовать будешь?

— Нет.

— Ладно, Ника, пару раз я тебе попозирую, но трусы снимать не буду, и не проси.

— А с чего ты решил, что я нацелилась рассмотреть тебя без трусов? И не надейся.

Алексей смущённо закашлялся.

— Кто тебя знает.

Меня никто не знает, меньше всего я сама.

Мы договорились о встрече, и Лёша отключился, а я осталась наедине с вдохновением. Радостно напевая, убрала старые работы и погладила бумагу чуть дрожащей ладонью. Обожаю работать с акварелью, поэтому особо волнующе.

Даже не знаю, чего жажду больше: работать над картиной или увидеть конечный результат.

Или…

* * *

Алексей Резник никогда раньше не позировал, это очевидно. Он чувствовал себя крайне неловко, и это отражалось в неестественной позе и бесконечном пыхтении, словно он не мог поверить, что согласился на такое зверское мучение.

— Однажды мне сломали челюсть, — сказал вдруг.

— Сожалею.

— Лучше бы ещё раз сломали, чем… такое.

— Лёша, если совсем невыносимо, то давай остановимся. Без обид.

— Рисуй уже! — пробурчал страдальчески.

Я вела себя строго и сдержанно и ничуть — ничуть! — не отвлекалась на любование анатомически совершенным телом натурщика.

Для начала он остался в джинсах и, сняв рубашку, застыл в напряжённой позе.

— Лёша, постарайся расслабиться.

— Я стараюсь! — пробурчал сквозь сжатые зубы.

— Встань нормально.

— Что значит, нормально??

— Как ты обычно стоишь.

Дёргается, ругается, словно не помнит нормальных движений собственного тела.

— Обычно я не стою, а двигаюсь, — бурчит недовольно.

— Тогда повернись и посмотри на входную дверь. Отлично. Дай мне пару минут, чтобы зарисовать.

— Предупреждаю сразу: если ты продержишь меня в этой позе невесть сколько, а потом нарисуешь всякую модерновую фигню, я больше не приду.

— Какую модерновую фигню?

— Всякие кляксы, треугольники и кружки, в которых не разобрать, где человек, а где опрокинули краску.

Я спрятала улыбку, вспомнив мои абстрактные работы.

— Не бойся, на этой картине будет всё как есть.

— А фотографии сделать нельзя?