Тот самый одноклассник

— Картину можешь выбросить, мне она не нужна. — Я брезгливо поморщилась и показала на работу в его руке.

Алексей осмотрел её долгим взглядом, потом недовольно поджал губы и бросил картину к моим ногам.

— Мне тоже, — сказал сдавленно.

Я даже не посмотрела на картину, отпихнула её ногой в прихожую. Утром сниму раму и выброшу.

Меня потряхивало. Тянуло в сон и тут же откидывало в бессонницу.

— Я приняла снотворное.

— Сколько? — встрепенулся он.

— Одну таблетку, — усмехнулась.

— Это хорошо.

Алексей не сдвинулся с места.

— Спасибо тебе, — сказал тихо.

— За что?

— За безрассудство. За то, что не оставила Данилу без помощи. За то, что позвонила мне…

— Собираешься огласить весь список твоих «спасибо»? — вдруг улыбнулась я, вспоминая, как ещё совсем недавно этот разбитый, подавленный мужчина надсмехался над списком моих «боюсь».

— Ника, ты простишь меня? — спросил глухо.

— За что именно?

— За всё, что случилось. За то, что сразу не стал на твою сторону, что не выслушал, был груб, вовремя не догадался…

— Мне нечего прощать, — сказала честно. — Ты защищал своего брата.

Я больше не хочу, чтобы Алексей меня презирал. Кто угодно, но не он. Жёсткий мужчина, прямолинейный до боли в зубах, он только что показал мне раскаяние. Как же я хочу, чтобы он остался на моей стороне.

Он плохо обо мне думал, я плохо о нём думала. Нас объединяла неприязнь или даже большее.

А потом нас кинуло в пропасть по имени Данила Резник.

Алексей смотрит на мои губы, на ворот свитера, на нервно переплетённые пальцы.

Сейчас он уйдёт, и мы больше не увидимся. Он запомнит меня слабой, преданной его братом, предавшей его брата, закутанной в слои одежды, с мутным от снотворного взглядом.

А я засну и с утра не смогу разобраться, действительно ли он приходил в полночь, или мне приснилось, и картину я принесла сама.

Пусть так и будет. Или нет…

— Теперь я обо всём знаю и смогу разобраться с Данилой, — пообещал он.

— Хорошо.

— Извини, что не сделал этого раньше. Я слепой идиот. Но больше не подпущу его к тебе. Он уедет, ему помогут, я прослежу. — Алексей говорил с усилием, пунктирными линиями слов.

— Спасибо.

— Не за что.

Алексей сжал кулаки, словно останавливая себя, удерживая то, что, он знал, окажется ошибкой. Он смотрел на картины нашей мимолётной страсти, и в его взгляде было столько эмоций, что, казалось, изображения на холсте вот-вот воплотятся в жизнь.

Но нет, Алексей нахмурился и с силой тряхнул головой.

— Я пойду. Спи, Ника.

— Ты… ты только для этого пришёл? — спросила сипло. Не хватало голоса, чтобы выразить мои мысли. Не хватало тепла, чтобы шагнуть в следующий день.

Алексей пробежался взглядом по моему лицу.

— Да, — ответил с ощутимым сожалением.

Он шагнул к лестнице.

Мой одноклассник. Ещё один мужчина, которого я не знаю. Но сегодня глубина его взгляда поражает теплом. Не загадкой, как взгляд Данилы, а теплом, за которое цепляешься всей душой.

Я не хочу, чтобы Алексей думал обо мне плохое. Пусть знает, что мои чувства к Даниле имели глубину. Мою глубину, измеренную моим опытом и жизнью.

Алексей уже спустился на следующую площадку.

— Я его любила, — крикнула вдогонку.

Алексей обернулся и, чуть улыбнувшись, покачал головой.

— Я так не думаю.

* * *

Он так не думает! Он, блин, так не думает, да и Данила тоже! Прямо слёт экспертов по любовным делам.

Глубина чувств Данилы завораживала и… да, льстила. Я была его музой, его вдохновением и купалась в этой роли. Я приняла правила его игры, а любовь…

Откуда же мне знать?

Можно ли любить и при этом совершенно не знать человека? Где я не углядела? Почему не заметила злого блеска в улыбающихся глазах? Данила был одержим мной, нацелился получить то, что захотел ещё в школе. Я стала его целью, обсессией, и любовь тут ни при чём. А потом он сорвался.

К шести утра я уже не пыталась заснуть.

Злосчастная картина стояла у двери. Сняв раму, я разрезала холст на кусочки, потом достала из ящика «Секрет». Его разрезать не стала из-за объёмного грунта, поэтому просто смяла. Положила обе работы в мешок для мусора, кинула туда же портрет Данилы, накинула пальто и открыла входную дверь. Не могу больше терпеть их присутствие. Как только вынесу мусор, смогу заснуть.

На лестничной площадке у самой двери сидел Алексей.

Он знал, что я стою рядом, но не повернулся. Откинувшись на стену, смотрел на свои руки и молчал.

Ему плохо. Его семья распалась. Его брат сорвался, а он не заметил признаков.

Мне тоже плохо.

— Лёша… — тихо позвала.

Он медленно поднял голову и посмотрел на меня. Усталое, небритое лицо, расчерченное тенями, выражало боль. Нет, не только боль.

«Я не должен здесь быть, но ничего не могу с собой поделать. Я здесь», — говорил его взгляд.

Я не стану спрашивать о мотивах, похоже, он и сам их не понимает.

Отбросив мешок с картинами, я повесила пальто на дверную ручку и села к нему на колени.

Без объяснений и вопросов приземлилась на него боком и прижалась к груди. Он него веяло не просто холодом, а льдом, будто он провёл на лестнице несколько часов. Уже почти апрель, но ночью холодно, как зимой.