Тот самый одноклассник

Улыбнувшись, Данила подтолкнул меня ко входу в бар. Вокруг нас расступались зрители, пропуская кумира и его бледную спутницу. Раздались восторженные вскрики. Толпа деформировалась, растеклась и выпустила вперёд радостные щупальца. Данила поднял руки, останавливая зрителей, призывая их к порядку.

Я попыталась объяснить охране, что Даниле нужна помощь. Они внимательно слушали. Они мне верили, но увы, видели ситуацию по-другому.

— Он такой всегда, — один из мужчин пожал плечами.

Нет! Не может быть! Не со мной!

Обернувшись на шум за спиной, увидела, что к нам бегут ещё охранники, держа руки на поясе. На оружии? Один из них что-то сказал про звонок Алексея.

— Песня! — воскликнул Данила. — Новая песня! — улыбнулся, увидев, что я стою в дверях.

В баре выключили музыку, остался только шум голосов.

— Прекрати! — раздалось со стороны, и к Даниле подошёл ударник. — Никакой песни! Что ты, мать твою, устраиваешь! — С неприязнью глянув на меня, он схватил Данилу за пояс. Фанаты с восторгом обступили мужчин, и по бару пронёсся гул одобрения.

Душа на ладони,

Моя душа на твоей ладони.

Она плачет. Она тонет, — запел Данила, и ударник с силой тряхнул его за плечи.

— Заткнись! Я сказал, не будет никакой песни!

Мужчины сцепились и тут же потерялись в толпе. Поневоле вспомнила происходящее на концертах. Для «Анатомии» поведение Данилы, его злая одержимость — не позор, не клеймо на репутации, а удачная реклама. Часть концерта, едва отличимая от остального действа.

Данила двигался по залу, за ним струилась человеческая река.

Сбиваясь, он снова запел:

Душа на ладони,

Моя душа на твоей ладони.

Она плачет. Она тонет.

Твои губы обмазаны злом,

Гарью плачут твои глаза.

Я давлюсь тобой.

Ты пахнешь моим падением.

Я не видела Данилу. Он был в десяти метрах от меня, в темноте, у него не было микрофона, но я слышала каждое слово. Так вот она какая, душа на ладони.

Он сделал паузу, и по залу разнёсся гул. Несколько десятков человек звучали, как сотни. Частный концерт. Фанаты, друзья и спонсоры. Они знают и любят тёмную сторону Данилы и пришли сюда, чтобы услышать её.

Я отвернулась от толпы и снова обратилась к охране.

— Солист не в себе. Это серьёзно. Даже если он был таким и раньше, это состояние ненормально. Сейчас приедет его брат, и Даниле понадобится профессиональная помощь.

— Он что-то принял?

— Не знаю.

— Он всю ночь пел, не переставая, — сказал кто-то.

Мужчины переглянулись и двинулись к толпе, один из охранников остался рядом со мной.

Душа на ладони,

Моя душа на твоей ладони,

Моя душа на грязной твоей ладони,

Кто из нас первым взведёт курок?

Черника. Чёрная душа. Ника-ника-ника-ника…

Черника. Чёрная душа. Ника-ника-ника-ника…

Данила пел, нет, не пел, кричал, и последние слова понравились всем. Отличный припев. Черника. Чёрная душа. Ника.

Ника-ника-ника-ника… — вторили десятки голосов, а Данила издавал воистину нечеловеческие звуки поверх всеобщего шума. Похоже, они дрались с ударником.

Фанаты «Анатомии» имели честь слышать, как Данила Резник плюётся в меня ненавистью. Ненавистью, которая текла подземной рекой под щедрыми слоями его любви.

Эта песня написана давно. До нашего разрыва. До поездки к его матери.

До помолвки.

Данила ненавидел меня со школы. Его привела ко мне не любовь, а одержимость и жажда мести.

Охранник сделал шаг в сторону, но я схватила его за руку.

— Пожалуйста, не оставляйте меня! — в ответ на его удивлённый взгляд, пояснила. — Я — черника, чёрная душа, Ника.

Расширив глаза, он посмотрел вглубь зала, где Данила и ещё несколько голосов выкрикивали припев. — Пожалуйста, проводите меня до выхода, — попросила охранника. — Я скажу вам, что передать брату Данилы, и объясню, как он выглядит. Алексею понадобится ваша помощь, Данилу нельзя оставлять в таком состоянии.

— Ты в порядке, Ник? — рядом со мной оказался второй гитарист.

— Неужто ты за меня волнуешься?? — ответила едко. — Что ж ты не волновался, когда вы репетировали «Душу на ладони»? Или волновался, но всё равно исполнял её, потому что слишком боишься своего лидера?

— Мы отказались её петь, Ника. Я сказал Даниле, что ты подашь в суд.

Охранник взял меня под руку и повёл к выходу.

— Черника. Чёрная душа. Ника, — надрывно звучало вслед. Я слышала крики ударника, визг Данилы, но эти звуки тонули во всеобщем шуме.

Я поступила правильно и честно, теперь могу быть спокойна. Данила не в себе, но ему помогут, и уж теперь Алексею придётся держать меня в курсе дел.

Алексей сбил меня с ног, в буквальном смысле. Снёс с пути, потом резко затормозил и вернулся обратно. Охранник бросился наперерез, но я его остановила.

— Я сказал, чтобы ты бежала! — проорал Алексей, вздёргивая меня на ноги. Его тело тряслось. Слишком грубые руки ощупывали меня в поисках повреждений.

— Я бегу, — ответила чуть слышно.

Алексей приподнял мой подбородок, ощупывая, осматривая, сканируя взглядом, как рентгеном.

— Охрана с ним?

— Да. Он в зале со стороны бара. Поёт. Ребята пытаются отловить его в толпе.

Я представила Алексея охраннику, и тот объяснил:

— Четверо ребят около бара, ещё пятеро вошли со стороны сцены.