Тот самый одноклассник

Интересно, как часто он использует этот музыкальный подкат? Если часто, то его популярность более чем обоснована. Я улыбаюсь в ответ, стараюсь вести себя прилично, но мне не удается. Резник целует меня, сильно и глубоко, и я раскрываюсь ему навстречу.

– Когда надоест строить из себя хорошую девочку, я к твоим услугам, – говорит он, отстраняясь.

Пошатываясь, я смотрю ему вслед. Моргаю, трясу головой, но вижу его как сквозь толщу воды.

Это наваждение. Испытание Резником.

Он хочет утешить меня, всего лишь поиграть. Я не должна соглашаться, но…

Мне кажется, я согласна.

Но кто утешит меня после того, как Резник наиграется с бывшей одноклассницей?

Открытие выставки прошло замечательно, без излишней помпы и с должным уважением к благотворительной организации. У Арка отличный вкус.

Я бродила по выставке, то и дело возвращаясь к своим работам и подглядывая за посетителями.

Группа мужчин окинула зал равнодушными взглядами. Пожилая женщина в мехах пренебрежительно наморщила нос. Не моя аудитория.

Каждый взгляд как рана. Легче не выставляться, легче запереться в студии и забросать все работы брезентом. Чтобы никогда не ловить чужие взгляды и не сгорать от немого вопроса – нравится или нет. Нравится ли им моя душа.

Любой скажет, что так нельзя, что я извожу себя по глупости. Творческие люди поймут, мазохисты пожмут руку, остальные покрутят пальцем у виска.

В искусстве нет хорошего и плохого. В нем не может и не должно быть стандартов. Есть только «мое» и «не мое». Остальное – шум.

– Видишь пожилую пару? Мужчина с тростью и женщина с блокнотом, – прошептал знакомый голос за спиной, и, ослабевшая после сложного дня, я откинулась на грудь Резника.

Вздохнула, прикрыв глаза. У меня перерыв. Пусть пользуется мною, как хочет.

– Шшш, спокойно, расслабься! – Резник прижал меня к себе, поглаживая ладонью живот. – Довела себя до нервного срыва? Зря. Вот, слушай: эти люди направились прямиком к твоей абстрактной работе, «Взгляду издалека», долго ее обсуждали, потом записали номер лота.

Это ничего не значит. Совершенно. Они просто остановились. Просто записали номер.

Я не хочу думать о выставке. Вообще.

Резник развернул меня лицом к себе.

– Люди останавливаются у твоих работ, обсуждают их. Один мужик завис около металлического портрета. Кстати, как называется та работа?

– «Сильный мужчина». Портрет сделан из металла, символа мужской силы. Все думают, что металл – значит, прочно и надежно. А это не так.

– Ты часто работаешь с металлом?

– Это проба со времен академии. Я предложила Арку три работы в разном стиле, чтобы посмотреть, какая привлечет больше интереса.

Резник улыбнулся и провел большим пальцем по моей щеке. Он отвлекает меня вопросами и вниманием, хочет, чтобы я не волновалась. Это приятно.

– Расскажешь о своей жизни? – просит мягко. – Про академию, про друзей, про все. Хочу наверстать упущенное. – Кончики его пальцев пробежались по моей скуле и спустились к углу рта.

– Расскажу.

Я потянулась губами к его ладони, как младенец, ведомый безусловными рефлексами.

Прикрыв глаза, Резник выдохнул. Замер, с силой сжимая губы. Когда он снова посмотрел на меня, его глаза светились.

– Ты останешься здесь до вечера? – спросил глухо. – Пойдешь в бар вместе с остальными?

– Д… нет.

– Тогда…

Он провел большим пальцем по моим губам, размыкая их и с нажимом касаясь зубов. Скользнул по кончику языка и, наклонившись, заменил руку губами.

– Надоело быть хорошей девочкой? – спросил, щурясь.

– До ужаса.

– Тогда держись!

Держаться мне не пришлось, по крайней мере, не в том опасном смысле, который обычно вкладывают в это слово. Данила Резник оказался невероятно нежным любовником. И красивым, завораживающе красивым. Пока мы ехали в такси, он держал меня за руку и молчал. А я ужасно волновалась. Что, если я скучна в постели? Опыта у меня мало, навыки стандартные, а Резник привык…

Я ничего о нем не знаю. Ни к чему он привык, ни что ему нравится.

Но мне не хочется его разочаровать.

Когда мы зашли в квартиру, Данила взял меня за руки и сделал глубокий вдох, словно готовился признаться в смертном грехе.

– Если тебе кажется, что все происходит чересчур быстро, отбрось эти мысли! – сказал он срывающимся голосом. – Мы и так потеряли слишком много времени, чтобы теперь отвлекаться на сомнения.

Тогда-то я и осознала, что Данила Резник волнуется сильнее, чем я. Бесшабашный бабник, избалованный повеса, он нервничал из-за предстоящей близости.

Не раздумывая, я приложила ладонь к его груди, поцеловала его в губы и сказала:

– Тогда зачем тратить время на разговоры?

Данила все делал красиво. Раздевал меня медленно, нежно, лаская грудь кончиками пальцев, поглаживая живот. И смотрел. Поставил перед собой, обнаженную, и смотрел, смотрел, смотрел. С таким вниманием, с такой страстью, что я и сама опустила взгляд, чтобы понять, что он видит во мне такого, чего не замечаю я.