Читаем Тот, кто стреляет первым полностью

Тот, кто стреляет первым

На «ты» назвал, подчеркивая особое расположение и доверительность. И этим пытаясь хоть как-то сгладить отрицательные эмоции.

– Я знаю.

– Не обижайся.

– Обижусь.

Я встал и сделал попытку откланяться, потому что миссия представилась выполненной и меня отныне ничто здесь не задерживало. И это, как заметил, стало для Нади еще большей проблемой: доказать, что гостеприимство слагалось и проявлялось вне зависимости от моего категорического «нет». Она быстро-быстро, совсем по-детски замотала головой, сморщив лицо и умоляя глазами: не уходи, иначе я перестану себя уважать.

Мне показалось, что я тоже не хотел уходить.

– Там, где работаю я, опасно всегда.

Надя, машинально перебирая в пальцах пустой стаканчик, кивнула: не надо оправдываться, я все понимаю.

– Мы сами нарываемся на боестолкновение с противником. У нас не обходится без «двухсотых», – для устрашения соврал о погибших. Тут же вспомнил, как представился траурным красный квадратик на календаре в РЭБ. Кажется, болтаю много. – Впрочем, Бог насчет потерь миловал. Но в целом…

Умолк. О приметах на войне вслух стараются не говорить. Их на всякий случай втихомолку чтят – и не будят лиха! Даже ради женщин.

Моя случайная женщина сидела на армейском коричневом табурете совсем близко – комната благоприятствовала этому. И только я хотел – чисто дружески, успокаивая! – прижать к себе ее голову, как Надя сама, лишь чуть-чуть наклонившись, прильнула ко мне. Еще могла сделать вид, что все получилось случайно, как раз из-за малых габаритов помещения, но я сам подался навстречу. Она уловила ответный порыв и осторожно осталась рядом.

– Береги себя.

– Конечно. Я же пообещал тебе ответный подарок.

– И… и не обращай внимания на то, о чем просила.

– Я подумаю, что можно сделать. Как-нибудь иначе…

– Когда уходишь? Надолго?

– На этой неделе.

– А у меня через десять дней заканчивается контракт. Может, еще успеем свидеться.

– Ты не станешь продлевать службу?

– Скорее всего, нет. Устала. И страшно соскучилась по дочке. Она пока с мамой, но возраст такой, что желательно находиться рядом. А то ведь можно погнаться за одним, но потеряешь больше. Вернемся – и заживем по-прежнему.

– Наверное, уже пора, – позволил я ей самой решать, оставаться мне или уходить. Хотя мысленно попросил: не прогоняй!

Надя прижалась чуть сильнее, но не для того, чтобы удержать, а попрощаться. Наверное, была права: нельзя навешивать на одни плечи груз, предназначенный для решения двоим.

Осознав это, присел на корточки, оперся о мягкие женские колени, внимательно посмотрел в карие глаза: не верь мне.

– У меня размазалась под дождем тушь, – торопливо сообщила она о второстепенном.

– Мне приятно сидеть у твоих ног, – не разрешил свернуть с дороги на тропинку.

Засмущалась, оказавшись не готова к обнаженной откровенности от человека, который только что всем своим видом демонстрировал евнухство. Заторопилась найти причину, которая перебила бы обоюдную дрожь.

– А у тебя… у тебя же мокрые носки. Погоди.

Подхватилась, безошибочно нашла в тумбочке вязаные носки с ободочком в красную нитку. Протянула – меняй. Вообразить себя, спецназовца, в цветастой старушечьей вязанке – это не найти более глупого вида, и я рассмеялся, пряча ноги под табурет. Смех обидел хозяйку, она думала о тепле, а не о красоте, и пришлось успокоить ее:

– Они мне все равно малы. Сядь лучше обратно.

– Зачем?

– Я сказал искренне: мне приятно находиться у твоих ног.

– Правда? А я все время боюсь, что ты подумаешь…

– Мужчины боятся ровно того же, что и женщины: неискренности в отношениях.

– Но что можно распознать в человеке, если видишь его во второй или третий раз?

– В четвертый.

– Все равно мало.

– Погоди, – встал, вышел из комнаты и тут же вернулся на завоеванный пятачок у сомкнутых неприступных колен, пусть торопливо и прикрытых непригодившимися носками. – Теперь в пятый. А еще я чувствую твое тепло. – Для убедительности попробовал раздвинуть лицом шерстяную колючую преграду и дозволить губам дотронуться до тела.

– Ты просто замерз, – не сдала Надя позиций. – Вечера после дождей здесь холодные, надо уже поддевать что-то под куртку.

– Я в тельняшке.

Отпустила легкий щелбан по лбу, прихлопывая мальчишескую браваду:

– В городе на рынке продают пуловеры на козьем меху. И носки обязательно посмотри, их там полно. И без расцветки.

– Куплю, если не забуду. А пока… пока ты согрела. Даже так… недоступно.

– А мне показалось, что ты скован.

– Потому что оказалась невыполнимой твоя просьба.

– Значит, я тебе не безразлична?

– Получается, что нет.

– Ты первый, кто начал не с восторгов от танцев.

Восхитился я все же танцами, и, не желая больше лукавить, просто подтвердил очевидное:

– Но танцуешь ты все равно замечательно.