Тот, кто ловит мотыльков

– Люшка! Ах ты, умница! Почувствовала, что хозяйке нездоровится, – с гордостью сказала Беломестова. – Все понимает! Ну, пойдем, мышеловка ты моя…

Маша убедилась, что женщина в состоянии зайти в дом сама.

– Спокойной ночи, Полина Ильинична. Если что-то понадобится, звоните!

– И ты, Машенька!

Маша уже приоткрыла калитку, когда Беломестова негромко покашляла ей вслед.

– Ты, Машенька, знаешь что? Дверь на ночь запри, хорошо? И окна нараспашку не оставляй.

Маша молча смотрела на нее. Полина Ильинична стояла спиной к фонарю, и разглядеть выражение ее лица было невозможно.

– Они люди не злые, но могут и похулиганить, – извиняющимся тоном пояснила Беломестова. – Особенно если уже поддали. Мало ли что. А знаешь, пойдем-ка, я прогуляюсь с тобой! Надо голову проветрить перед сном.

Оставив на крыльце недовольную Люшу, Беломестова спустилась к Маше.

– А вы сами дверь запирать не будете? – кротко спросила Маша.

Полина Ильинична несколько смущенно рассмеялась в ответ.

– У меня брать нечего, Машенька! А если сунутся, Люша их отвадит. Люша, стереги!

По дороге до Татьяниного дома им никто не встретился. Беломестова дождалась, пока Маша провернет ключ в замочной скважине, приветливо кивнула напоследок и повторила тем же ласковым тоном:

– Дверь запирай, миленькая. И окошки.

Последним, что Маша увидела на улице, были бледные бабочки, вившиеся вокруг лампы, и силуэт летучей мыши, которая стремительно пронеслась над садом и исчезла в складках ночи.

3

После предостережений Беломестовой Маша ожидала, что к ней непременно полезут если не через дверь, то через окно, и на этот случай зарядила старое охотничье ружье, пылившееся в углу за буфетом. «Все-таки права была бабуля, утверждавшая, что одними из самых необходимых навыков для современной женщины является умение водить машину и пользоваться огнестрельным оружием. Борщ за тебя могут сварить в ресторане, пол помоет домработница, а вот застрелить какого-нибудь ублюдка нужно уметь самой».

– Это домработнице не делегируешь, – задумчиво сообщила Маша фарфоровой фигурке девочки с коромыслом.

Перед сном она позвонила домой и пятнадцать минут болтала как ни в чем не бывало, одним ухом слушая мужа, а другим – окрестные шорохи. Вранье всегда давалось ей с трудом, но что она поистине талантливо умела изображать, так это беззаботность. Сергей ничего не заподозрил.

Они никогда не обсуждали его работу по телефону. Но по приподнятому тону мужа, по его разговорчивости Маша поняла, что все идет хорошо. Выдыхать было рано: расследование еще не закончено, и до его окончания Илюшин мог успеть тысячу раз выкинуть какой-нибудь фортель. Но пока ничего подобного не случилось. «Возрадуемся же, братья и сестры!»

Поклявшись мужу напоследок, что она будет чрезвычайно осторожна с печкой, Маша нажала отбой.

Сидеть, вцепившись в ружье, было глупо. Маша заварила улун и попыталась работать, но переводы всегда требовали от нее полной концентрации; сосредоточиться, частью сознания прислушиваясь к звукам за окном, не удалось, и тогда она наугад достала одну из хозяйских книг. Это оказался Фейхтвангер. Маша, вздохнув, принялась читать о несчастьях, выпавших на долю безобразной герцогини.

Она не заметила, как заснула.

Никто не будил ее. Даже Цыган не издал ни звука, и Маша проспала на неудобном диване всю ночь, подложив под голову вместо подушки томик Фейхтвангера. Несмотря на это, проснулась она бодрая как никогда. Щека хранила отпечаток переплета.

Маша покормила куриц, выпустила их на прогулку и вытащила поилку на траву. В разговоре с мужем она расхвалила это чудо конструкторской мысли, умолчав о том, какую ошибку совершила в самый первый раз, когда стала чистить поилку прямо в курятнике. Куры приняли такое живое участие в происходящем, что следующие полчаса Маша отмывала от помета и себя, и одежду, и пластиковую конструкцию. Урок был усвоен: теперь она хватала поилку, выбегала с ней наружу и там спокойно заканчивала свою работу.

– Ах, Арбат, мой Арбат, – пропела Маша и выплеснула воду под яблоню. – Ты моё призвание!

В вольере закудахтали курицы.

– Куры – вот мое призвание!

Она поднялась и увидела Ксению.

Девочка стояла в двух шагах, молча глядя на нее.

– Ксенька, привет! – радостно сказала Маша. – Я не слышала, как ты вошла. Ты перемещаешься бесшумно, как индейский вождь.

Ее осенила новая мысль, и она уже хотела предложить построить вигвам возле бани, как вдруг девочка заплакала. Маша опешила. Ксения не могла плакать, как обычные дети, это было невозможно! И все-таки она плакала, низко опустив голову, и светло-русые косички вздрагивали у лица.

Маша, ни разу за все время не дотронувшаяся до девочки, откуда-то знавшая, что не нужно этого делать, сейчас, не раздумывая, кинулась к ней и крепко обняла. Ксения приникла к ней, обхватила двумя руками.

– Что случилось? Что-то с бабушкой?

«Господи, только не проклятая старуха!»

– Цыга-а-ан умираа-ает! – прорыдала Ксения.

– Где он?

– Возле церкви!