Тощий Мемед

Ираз было двадцать лет, когда она осталась вдовой с девятимесячным ребенком на руках. Она очень любила своего мужа.

— Да накажет меня аллах, если я выйду замуж после смерти Хусейна, — поклялась Ираз над его прахом.

Она сдержала свое слово и не вышла замуж.

После смерти мужа Ираз поручила смотреть за ребенком родственнице, а сама принялась пахать землю, которую не успел вспахать муж. За месяц она все сделала и засеяла свой участок.

Настало лето, и она сама собрала урожай. Ираз была сильная, здоровая женщина. Никто не слышал от нее слова жалобы. Часто брала она ребенка на руки и, играя с ним, ходила по деревне.

— Разве мой ребенок не вырастет, если на него не посмотрят дядюшки? — говорила она.

Но вот старший из дядей посватался к Ираз.

— Не пойду я замуж, — ответила Ираз. — Не допущу, чтобы в постели моего Хусейна спал другой мужчина. Если даже до светопреставления доживу, все равно не выйду.

— Ираз, — говорили ей, — он же брат твоего мужа. Он не чужой тебе. И дядя твоего сына. Ребенок будет любить его, как родного отца.

Но Ираз не соглашалась.

Деверь возненавидел Ираз и отобрал у нее землю, которая осталась ей от Хусейна. По правде говоря, он не имел никакого права на эту землю.

После смерти отца три брата поровну разделили землю. И одна часть досталась мужу Ираз — Хусейну.

Как теперь быть? Ираз молода, неопытна, не знает, куда и кому жаловаться.

Ираз так и осталась без земли. Но она не унывала.

— Разве мой ребенок не вырастет, если его дяди так жестоко поступают с ним? Разве мой Рыза не вырастет? Разве не вырастет он без земли?

Летом она батрачила, зимой работала в домах богатых людей. Она ни минуты не сидела сложа руки. Ребенок у нес всегда был чистенький и здоровый, а Ираз все время напевала, но ее песня была похожа на плач.

— Мой сиротинушка, разве он не вырастет?

И вот он вырос.

Почему они так бедны? Почему у них нет земли? Рыза почти каждый день спрашивал об этом мать, крестьян. В его душу запала печальная песня, песня о страданиях и горе матери, о ее тяжелой судьбе и несгибаемой воле. «Разве моя крошка не вырастет?»

Рызе шел двадцать первый год. Он был строен, как тополь. В деревне Сакаркёй не было парня, который мог бы тягаться с ним в верховой езде, в стрельбе, в метании дротика, в пляске. Однако ни мать, ни сын не могли найти покоя… В их сердцах ныла незаживающая рана. Иметь свою землю и батрачить, работать на чужих людей!

Земля в деревне Сакаркёй очень плодородна… Да ее здесь и больше, чем в других деревнях. Здесь равнина. В самом центре равнины виднеется белая точка. Это огромный, как скала, камень — «Островок». Когда все посевы начинают зеленеть, «Островок» резко выделяется на фоне зеленого ковра хлебов.

Один из самых больших участков у «Островка» когда- то принадлежал отцу Рызы. А теперь вот уже многие годы его обрабатывает дядя Али. Хороший участок… Рыза мечтал об этой плодородной, щедрой земле… И чем больше он мечтал, тем сильнее становилась его ненависть. Куда бы он ни шел, где бы он ни пахал, мысли его всегда были возле «Островка». Как будто у подножия этой скалы покоилась его любовь. Каждый день мать говорила ему:

— Ох, сынок, земля у «Островка»… Отец твой этим участком кормил нас досыта. Чтоб он ослеп, этот Али!..

Рыза опускал голову и, погруженный в свои мысли, уходил куда глаза глядят. Он слышал запах этой плодородной земли… Тоска по земле не давала ему покоя…

— Этот гяур, дядя твой!.. Это ему даром не пройдет!

В последние дни с Рызой творилось что-то неладное.

Никогда он не был таким. Встает чуть свет и отправляется в путь… прямо к «Островку»… Он приходит на поле к подножью скалы, садится на камень и о чем-то думает… Посевы взошли дружно. По земле ползают жуки. С восходом солнца от нее поднимается пар. Тоска по земле — горькая тоска. Рыза опускает руку в мягкую, теплую землю. Затем поднимает ее, сквозь пальцы сыплется золотистая пыль.

«Ведь это моя земля, моя, — говорит он сам себе, испытывая радостный трепет во всем теле. — Но вот уже двадцать лет, как ее засевают и собирают урожай чужие люди». Рыза встает и, усталый, но полный решимости, возвращается домой.

— Где ты пропадал с самого утра, сынок? — спрашивает Ираз.

Рыза молчит, лицо его темнеет.

Так продолжалось два месяца. Хлеба поднялись до колен. Бледно-зеленые поля потемнели.

Однажды Рыза спросил мать:

— Мать! Ведь это наша земля?..

— Конечно, наша, сынок. Чья же еще?..

— Тогда я пойду к властям.

— Я только и ждала этого дня, сынок.

— Я опрашивал у стариков. Еще при жизни отца братья поделили землю деда между собой. Даже если бы не поделили, все равно наша доля должна быть нашей. Эта земля досталась мне от деда.

— Конечно, наша земля должна принадлежать нам, сынок.

Так как дело касалось наследства, в суде оно разбиралось не очень долго. Участок жирной мягкой земли у подножия «Островка» возвратили Рызе. Молодой Рыза, многие годы тосковавший по земле, любил ее, как девушку, как мать. Земля ему была передана летом. Она горела под лучами солнца. Хлеб был убран, блестела только короткая стерня.