Торжествующий разум

Ему неожиданно захотелось снова оказаться в парке, где он так часто гулял с Марией. Почему так произошло, он не знал. Возможно, волнение сковырнуло рубцы на старых ранах. Боль снова ворвалась в его память.

Литвин согласился. Было еще немного времени. Но когда они вышли из метро и добрались до места, изменилась погода. Пошел дождь.

- Проклятый ливень. Кстати что с Белкиным, с этим напыщенным дураком? Что ты там хотел сказать?

- Не уверен в том, что это справедливая мысль, но мне кажется, он был в управлении ФБС.

- И, правда, оно ведь там, рядом, - согласился Литвин. - Если это так, то это объясняет его поведение.

Дождь усиливался, превращая все в плавучий мир. Нужно было идти обратно. Эта идея вместе с подозрениями Белкина пришла им обоим. Воды вокруг становилось все больше и больше, а идти в хлюпающих башмаках все труднее и труднее. Пришлось срезать дорогу, но Павел, сам не отдавая себе отчета, почему-то хотел идти тем же путем. Мимо дома, в котором жила Мария. Мимо прошлого.

- Вдруг я увижу ее? - терзала его мысль, не отдавая отчета в том, что это невозможно, да и не нужно больше.

Это было влечение. Его манило, а он уступал.

Дождь, затихнув на миг, снова усиливался. Бетонная серость высоких домов пересеклась прозрачным потоком капель. Друзья заспорили каким путем идти до метро. То жар, то холод сменялись чувствами и погодой в душе Павла. Воспоминания были неотступны. Он словно перенесся в тот день когда, уже потеряв ее, он шел здесь влекомый той же неведомой силой и пошел дождь. Было больно и страшно, мир казался тонущим, а он разбитым, превращенным в обломки кораблем. Он плакал. Но другая вода смыла тогда его слезы.

- Нахуй одной и той же дорогой ходить! - рассердился Литвин. - Всегда выбирай новый путь, если не к черту старый. Идем.

И Павел пошел. Подчиняясь не столько воле этого человека, сколько звучной силе его аргументов. Он больше не помнил ничего, старое утонуло в бесконечных потоках массы и, казалось, дождь перестал лить.

Глава 8. Съезд

Делегаты захлопали. Докладчик перевернул лист, образовав шуршащую паузу. Все напряглись, ощущая, что экзекуция еще не закончена.

- Жалко Витя заболел, не видит этого балагана, - коротко заметил Литвин.

- Уж лучше от гриппа изнемогать, чем видеть все это.

Павел обвел взглядом пространство. Зал был наполовину пуст, куда-то делись недавно присутствовавшие здесь люди. Оставшаяся часть делегатов откровенно скучала.

- Наверное, сбежали, - подумал он. - От такого сбежишь.

Атмосфера была нудная. Уродливо украшенный плакатами и транспарантами зал утомлял еще больше чем выступление оратора. Смотреть было не на что.

- Зря они лестницу убрали, - словно читая мысли друга, заметил Михаил. - Она была бы тут единственным украшением. Все-таки индастриал, какой никакой.

- И, правда, - согласился Павел.

Большая алюминиевая стремянка стоявшая до начала заседания в правом углу сцены действительно придавала атмосфере III Съезда некоторый нонконформизм. Теперь ее не было.

- Безвкусицу, - процедил Михаил. - У этих людей - организаторов, только и хватило ума, что на этот полотняный транспарант "Молодежный коммунистический союз, III Съезд", да на этот уродливый значок с Лениным. Не понимаю, как можно иметь так мало вкуса и так испортить профиль вождя, ведь в советском комсомольском значке не было такого уродства.

Калугин грустно с бесцеремонной простотой потянулся. Первый секретарь ЦК комсомола продолжал свой монотонный доклад. В нем не было ничего важного и уж совсем не было ничего интересного. И поэтому выступавшего никто не слушал, все знали: ЦК, а, прежде всего секретари ЦК работают отвратительно.

Главный комсомолец был человек недалекий и неглубокий, насквозь пропитанный буржуазной этикой и лишь цинично изображавший левого. Он получил свою должность в результате протежирования некоторых лиц из высшего партийного руководства. Все это знали. К тому же глава молодежной организации партии славился своими финансовыми махинациями. Так он мог запросто оставить делегатов без денег на обратную дорогу, присвоив их себе и скрывшись. Так было не раз.

- Предлагаю признать работу Центрального комитета удовлетворительной, - сообщил из президиума нескладный юноша с отталкивающим взглядом.

Это был Райский, про него было известно, что он пассивный гомосексуалист и редкий подлец. Павел нормально относился к сексменьшинствам, но этот человек вызывал у него только отрицательные эмоции. Причина была исключительно политической.

- Райского никто не переносит, - отметил Михаил. - Мне-то это хорошо известно, ведь я уже второй месяц тут живу, и со всеми комсомольцами познакомился. Очень много хороших ребят, есть музыканты, есть поэты, и все в один голос говорят: "Райский дерьмо, Раскому не верь, Райский подхалим и лизоблюд". В общем корыстолюбивый малый, типичный безыдейный карьерист, да среди секретарей нашего ЦК немало ему подобных, один "первач" чего стоит.

- Это ты про господина только что выступавшего с докладом о том, как все у нас хорошо?

- О нем.