Торнатрас

– И в дом, где только мужчины… – пробормотала мама. – Еще неизвестно, чем они нас накормят…

Уговорить ее пойти с нами было нелегко.

– Идите сами. Я лучше останусь дома. Этот переезд меня доконал. Съем бутербродик и заодно посмотрю телевизор.

Но тети даже слышать не хотели:

– Это же будет ужасно невежливо. Он пригласил нас всех. Хочет поскорей познакомиться.

– Тогда мог бы спуститься к нам сам, а не присылать секретаря.

Вообще-то у мамы характер мягкий, но иногда на нее нападает приступ упрямства. А еще, думаю, ей не хотелось пропустить очередную серию «Голоса крови». Но когда Пульче сказала: «Вы правы, синьора. Но мой дедушка не выходит из дома. Из-за лестницы», мама покраснела как помидор. Она ведь знала, что в их новом доме нет лифта.

– У него что-то с ногами? – спросила я, чтобы как-то загладить неловкость.

– Нет, – ответила Пульче. – Просто он очень тяжелый: весит сто двадцать килограммов. Спуститься, может, и спустился бы, но вот подняться потом – никак.

– Бедный! И он еще приглашает нас на обед, – пролепетала мама. – Извини, солнышко, извини, извини. Я сказала, не подумав. Конечно, я пойду вместе со всеми. Идемте!

Поднимаясь, она продолжала причитать:

– Бедняга, заперт в четырех стенах, выйти подышать и то не может…

Тут уж я не удержалась:

– А ты, мама, много выходишь?

А Пульче сказала:

– Да нет, что вы, мой дедушка может дышать воздухом сколько захочет. Он все время на террасе со своими курами. Четыре сейчас сидят на яйцах. Скоро у нас будут цыплятки.

У Лео глаза полезли на лоб. Куры в центре Милана? Тетя Динучча ущипнула его, чтобы он ничего не ляпнул.

– Синьор Петрарка – не такой, как все, – шепнула она ему на ухо. – Он художник.

Меня уже тоже разбирало любопытство – захотелось поскорей увидеть дедушку Пульче.

– В хорошую погоду мы всегда едим на террасе, – сказала моя подруга. (Я написала «подруга»? Нет, тогда подругой я ее еще не считала. Просто перестала относиться к ней свысока, как в первые минуты знакомства.) – Надеюсь, что Ланчелот накрыл там и сегодня.

На площадке третьего этажа они остановились. Пол здесь был отделан сверкающим мрамором, стены – нежно-лососевого цвета, перила – из какого-то редкого дерева, четыре выходившие на площадку двери – тоже.

– Две из них замурованы изнутри, – объяснил Станислав, знавший об этом от работавших здесь коллег-ремонтников. – А две другие (главный и служебный входы), разумеется, бронированные.

(В отличие от Араселио, Станислав отлично говорил по-итальянски и был рад щегольнуть каким-нибудь трудным или изысканным словом. У себя в Польше, до того как переехать в Италию, он преподавал иностранные языки в лицее.)

За дверьми не было слышно ни звука.

– Но кто-то там определенно есть, – сказал Станислав. – Они никогда не оставляют офис пустым. В настоящее время тут располагается отдел продаж «ПРЕСТНЕДВ». В приемные часы присутствуют чиновники, вечером и ночью – вооруженные охранники. Кто знает, чего они боятся?

– Может, того, что Аннина Эспозито заползет, как тараканчик, к ним под дверь и написает на ковер, – засмеялась Пульче.