Лебебе, спущенный на ковер, уже ползал на четвереньках по всему дому, рискуя стянуть на себя вместе со скатертью настольную лампу и вазы с цветами. Пи Чан вылил на себя все молоко и с нетерпением колотил пустой бутылочкой по ручке коляски. Перепуганный Мохамед Джериди разрывался от плача, а Аннина Эспозито каким-то образом расстегнула свой памперс и теперь размазывала какашки по стенкам кроватки.
В последний раз синьора Эвелина помогала Циляк несколько месяцев назад, но она хорошо помнила,
Доктор со своим чемоданчиком поднимался по ступенькам, когда привлеченная шумом Клотильда посмотрела в пролет лестницы и, увидев на площадке свою хозяйку с черным младенцем на руках, тут же позвала Тамару Казе.
Та сбежала вниз, вырвала Моми из рук синьоры Эвелины и всучила его, орущего, тете Кончетте.
– Заботьтесь сами о своих засранцах! – почти выкрикнула она. – Это не наше дело. А ты, Эви, ступай домой! С ума сошла! О чем только думаешь? Тебя могли заснять в таком месте. Ты разве не знаешь, что съемочная группа «Телекуоре» все время караулит поблизости? Хочешь погубить мужа, да? – залпом выпалила она, затаскивая Эвелину в их квартиру на третьем этаже и захлопывая дверь.
На этот раз самая красивая женщина не выдержала.
– Не понимаю, какой вред Риккардо от того, что я понемногу общаюсь с нашими жильцами? – с вызовом спросила она. – Да, ему не удалось их выселить, но жизнь продолжается, и мы ведь не помираем из-за этого с голоду. Знаешь, что я тебе скажу? Мне надоело делать вид, что наши соседи – какие-то преступники. Они имеют полное право на защиту. Если бы, когда мы жили в Генуе, нас выгнали на улицу, я бы тоже пошла к адвокату.
Тамара Казе вытаращила на нее глаза как на сумасшедшую.
– Восстаешь против своего благодетеля? Предаешь мужа ради этого отребья? – задохнувшись от ярости, выкрикнула она.
– Предаешь да предаешь! Сколько уже можно! – У синьоры Эвелины на глазах выступили слезы. – Четыре маленьких ребенка остались без помощи, можешь ты это понять? Это могло плохо кончиться. Неужели я должна была пройти мимо, как будто ничего не происходит? А если бы такое случилось с моим ребенком?
– Ты тут совершенно ни при чем. Пусть думают сами, разгильдяи! Доверить четырех грудных младенцев больной старухе! – разорялась Казе. – Оставались бы у себя дома…
– Это и есть их дом. Они жили тут еще до нашего приезда.
И мы прекрасно жили вместе, пока… пока… – У синьоры Эвелины сорвался голос, и она расплакалась.
– У тебя истерика, Эви. С женщинами в твоем положении это случается. Иди полежи, я принесу тебе успокоительное, – строго сказала подопечной консультантка по имиджу.
– Не нужно мне никакое успокоительное, – крикнула та сквозь слезы. – Это неполезно для ребенка. Уходи! Оставь меня в покое.
И тут Тамара Казе холодно и невозмутимо залепила синьоре Эвелине такую пощечину, что та сразу замолчала.
– Не подумай, что я тебя не уважаю, Эви. Но если ты снова будешь истерить, то получишь еще.