Торнатрас

Она права. Как иначе объяснить, что мама готова все время смотреть на этого дурака Валерио Карраду? Ведь мама с папой всегда учили нас, что все люди равны, а разный цвет кожи у них для того, чтобы мир был прекраснее, ярче и богаче. Когда я была маленькой, мама пела мне африканскую колыбельную, которой научил ее Дьюк. Песня заканчивалась пожеланием выйти замуж за прекрасного темнокожего принца из племени конго, йоруба или карабали.

Но я уверена, что, встретив на улице сусио тибурона, мама не скажет ему: «Негодяй!» или «Позорный расист!», а, набравшись храбрости, попросит автограф.

– Платье, сшитое дома? Об этом не может быть и речи! – раздраженно ответила Коломбе секретарша.

– Но синьора Людовичис шьет лучше всех.

– В нашей передаче одежда бывает только фирменная. А детская и молодежная может быть только от «Феникса», – отрезала девушка. – И прошу, ничего прошлогоднего. Только вещи из последней коллекции.

Она так разволновалась, как будто мы собирались на показ мод.

– Как там наша мама? – перебила ее Коломба. – Она довольна результатом? Почему вы ее не позвали к телефону?

– Какие вы нетерпеливые! Ты же знаешь, что сегодня звонить нельзя. Можешь поговорить с ней завтра вечером перед тем, как она покинет «Боттичеллиану». Только, пожалуйста, не спрашивай о ее новом имидже. Только подумай, – добавила она со смешком, – сам Риккардо Риккарди не знает, какой она оттуда выйдет. Да, он не увидит твою маму до самой встречи в студии. Все эмоции, которыми мы делимся с телезрителями, должны быть абсолютно искренними.

На следующий вечер мама сама позвонила из «Бьюти Фарм».

– Вот увидите, все было не зря! – взволнованно сказала она. – Я так хочу поскорей вас обнять.

– Мама, – сказала Коломба, – ты только, пожалуйста, не обижайся. Я со вчерашнего дня об этом думаю. Но я не приду к тебе в студию.

– Но почему?

– Я не хочу встречаться с тобой перед всеми. Просто стесняюсь.

– Не будь дурочкой! Ну как так можно, ты же старшая! Если не придешь, я очень расстроюсь.

– Я буду ждать тебя дома, – упрямо ответила Коломба.

– Ну как знаешь, – разочарованно ответила мама. – Принуждать тебя не буду. Хотя мне очень жаль. И представляю себе, как будет огорчен Риккардо Риккарди.

На самом деле Большому Джиму было совершенно все равно. Он дал это понять, разговаривая со мной по телефону. Для него главное, что на передаче будет Лео. Семилетний мальчик вскрикнет от удивления: «Мама! Какая ты красивая!» – и, заплакав, бросится к ней на грудь. И добрая половина телезрителей тоже прослезится. А я уже слишком большая и вряд ли смогу выжать из них слезу.

Риккардо Риккарди никогда меня не видел, но сказал мне по телефону:

«У тебя наверняка уже высыпали угри на лбу. Такие подростки нужны нам только для рекламы очищающих кремов. Ладно уж, оставайся дома, синьорина. Тем хуже для тебя. Ты много потеряешь».

Кретин! Нет у меня никаких угрей! Мог бы и узнать прежде, чем говорить такое.

Лео, наоборот, очень радовался, что сможет принять участие в телепередаче. Он и в «Феникс» сразу согласился поехать и был доставлен туда на черном мерседесе в сопровождении стилиста. Коломба и тети не видели его покупок – их отправили сразу в павильон телестудии.

Прямая трансляция передачи должна была начаться в половине девятого вечера, но гостей ждали в студию уже к шести: им нужно было подготовиться и загримироваться. Лео так волновался, что за обедом не смог съесть ни кусочка. В половине четвертого мерседес за ним не приехал, и он стал переживать еще больше, думая, что теперь опоздает. В конце концов он расплакался и плакал до тех пор, пока у него не распухли глаза и нос.

– Ну вот, теперь ты похож на лягушку, – злорадно заметила Коломба. – А мама уже, наверно, стала красивой, как принцесса. Но не думаю, что, поцеловав ее, ты превратишься в прекрасного принца.