Торнатрас

– Зашли спросить, не нужно ли вам чего.

Обе запыхались, поднимаясь по лестнице, и обрадовались предложенному кофе. Тетя Мити поставила на плиту кофеварку, и они с тетей Динуччей сели поболтать с монахинями.

Тем временем к нам спустилась Пульче:

– Виктор Гюго приглашает к нам на обед. Ему не терпится увидеть вас и малышку. И всех друзей-соседей тоже зовите. Еды хватает, а стол как-нибудь удлиним.

Когда мы все поднимались по лестнице, мне вдруг вспомнился наш самый первый обед у Петрарки: мы только переехали и мама еще не вышла из депрессии.

«Как же быстро все может измениться!» – подумала я.

А сюрпризы еще далеко не закончились.

Заключение

Глава первая

В этот раз Ланчелот и синьора Эспозито накрыли стол не на террасе, а в доме. Англо-неаполитанская кухня была, как всегда, на высоте.

– Не ешьте много, мать Норберта! Смотрите, давление повысится! – наставляла сестра Гервазия. – И не пролейте суп на голову малышке.

Наставница, которую посадили на почетное место рядом с хозяином дома, продолжала держать на руках свою любимицу даже во время обеда. Синьор Виктор Гюго то и дело протягивал руку, чтобы потрепать Тали по мягкой щечке. В какой-то момент та начала капризничать.

– Она уже спать хочет. Дайте я отнесу ее в кроватку! – предложила тетя Динучча.

Но настоятельница ни за что не хотела уступить кому-то свое сокровище.

– А-а-а, – начала укачивать она. – Вот уже успокаивается. Надо просто поменять ей положение.

Она перевернула девочку на животик. Синьор Петрарка, с интересом следивший за ней («Посмотрим, посмотрим», – произнес он), неожиданно вытаращил глаза и издал непонятный звук.

– Что это? – спросил он, указав вилкой на затылок Тали.

– Родимое пятно, – не поняв его волнения, спокойно объяснила мать Норберта. – Разве внучка не рассказала вам, что именно по форме и расположению этого пятнышка мы поняли, что Тали – дочь нашей Эвелины?

Нет. Пульче на все лады и со многими подробностями пересказывала происшествие с Тали дедушке и соседям, но про пятно ни разу не упомянула, сочтя его не слишком важной деталью. Однако синьор Петрарка при виде этой птички задрожал так, как будто с ним случился приступ паркинсонизма.

– Значит, у Эвелины тоже есть такое? – спросил он изменившимся голосом.

– Такое же, только темного цвета, – вставила Коломба. – И у меня тоже.

– И у меня, – не желая отстать от нее, сказал Лео.

– А у нашей африканской бабушки Китукси оно было светлым, как у Тали, – добавила Коломба.

– Она унаследовала его от своего отца, белого человека, который соблазнил Хену и уехал в свою страну, – объяснила мать Норберта.

– Хена?! А где это было? В какой стране? Пульче говорила про Африку. Но Африка большая! – еле слышно произнес синьор Петрарка.

– В Нигерии. В районе Кутая, в маленькой деревне на берегу Нигера, – ответила сестра Гервазия, не понимая, чему он так удивляется и зачем ему знать конкретное место.

Синьор Петрарка повел себя странно.

– Пульче, подойди ко мне! – позвал он.

И когда та подошла, накрутил на руку ее распущенные по плечам рыжие волосы и поднял их на затылке.

– Ай, больно! – вскрикнула Пульче.

– Смотрите! – обратился Виктор Гюго к сидящим рядом гостям.

И те смогли убедиться, что на затылке у Пульче было темноватое родимое пятно в виде летящей птицы.

– Почему ты нам не сказала? – накинулась на нее Коломба, еще не понимая, что происходит. – Там, в монастыре, когда мы сравнивали мое пятно и птичку Тали… Почему ты тогда промолчала?

– Я не знала, что оно у меня есть… – смущенно пролепетала Пульче. – Я же не вижу свой затылок, даже когда смотрю в зеркало.

– Если сделаешь короткую стрижку и используешь два зеркала, то увидишь, – заверил ее Ланчелот. – Даже я до сих пор его не замечал. А уж сколько раз намыливал тебе голову. И сколько раз причесывал!

Тем временем все остальные встали из-за стола и тоже подошли посмотреть.