Торнатрас

Откуда эта незнакомая женщина могла знать, что у меня на затылке под волосами есть родимое пятно? Мои обе тети по десять раз рассказывали мне, что, когда я только родилась, этот знак в виде птички у меня на затылке был виден так отчетливо, как будто был татуировкой: «Поэтому родители и назвали тебя Коломбой. Твой отец говорил, что это счастливое имя».

Папу умиляло, что у мамы была такая же «птичка», только немного посветлей, и тоже на затылке. А когда родился Лео, голубка оказалась и у него.

«У вашей мамы очень памятливые гены, – говорил папа. – И я рад, что вы в этом смысле пошли в нее».

Все эти мысли и воспоминания промелькнули в моей голове с быстротой молнии. Сестра Гервазия наклонилась ко мне так близко, что чуть не уткнулась носом в затылок.

– Есть! Есть! – возликовала она.

Вдруг с другого конца дормитория раздался молодой голос сестры Бландины:

– И у Тали есть! Просто невероятно!

Она взяла малышку на руки и подошла к нам, поддерживая ей головку, чтобы нам был виден затылок.

– Да, родимое пятно в виде летящей птички! – взволнованно проговорила сестра Крочифисса. – Мы заметили его еще той ночью, когда принесли Наталию в монастырь и стали купать ее в первый раз.

Меня бросило в пот. Щеки горели, сердце колотилось, ком в горле не давал дышать. Я уже совсем ничего не понимала во всей этой истории.

Настоятельница взяла Тали на руки и поцеловала ее прямо в «знак предков».

– Я как-то раньше не замечала. Но ведь она вылитая Китукси, – пробормотала она. – Просто не отличить.

– Китукси?!

Глава третья

Но вся эта суета не отвлекла сестру Гервазию.

– Как тебя зовут, девочка? И как зовут твою маму? – повторила она.

– Меня зовут Коломба Тоскани, – ответила Коломба, – а маму – Эвелина. Эвелина Бальди до замужества.

– Вот видишь, Эвелина. Эва. Маэва. Когда Бальди ее удочерили, то изменили ей имя, но только чуть-чуть, – сказала сестра Гервазия.

Коломба вздрогнула.

– Удочерили? Вы говорите о ком-то другом. Наша мама росла в своей родной семье. Если бы это было не так, нам бы сказали.

– Возможно, она сама об этом не знает, – невозмутимо ответила монахиня. – Раньше было не принято говорить с детьми о таких вещах. Но уверяю тебя, что это правда. Потому что я лично, по распоряжению Ювенальной юстиции, принесла Маэву в дом Бальди, когда ей исполнился почти годик.

Мне хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться. Все это было совершенно невероятно. Откуда эта сестра Гервазия могла знать мою маму и дедушку с бабушкой? Значит, она все придумала? Может быть, этот монастырь – специально для сумасшедших монахинь? Тогда надо поскорее бежать отсюда и постараться забыть все, что мы тут видели и слышали.

Но эта черная девочка в желтой распашонке и с петушком Дьюка – как можно ее забыть? От ее улыбок я готова была растаять, хоть и знала, что улыбка младенца – это просто непроизвольное сокращение мышц.