Торквемада

Каторжные узы —
Вот доля короля! Тяжеле нет обузы.
Быть молодым, живым, любителем затей
И в сердце ощущать круговорот страстей;
Быть пороха, огня и крови смесью темной;
Стремиться все схватить рукою неуемной,
Испробовать на вкус и бросить, изломав;
И жаждать женщины и всяческих забав;
И чуять девственность и, чем она нежнее,
Тем яростней желать скорей покончить с нею;
Мужчиной, плотью быть от головы до пят…
Но длится, что ни ночь, великолепный ад.
Ведь только призрак ты на королевском ложе!
Ты даже не король, ты — королевство! Боже!
Ты — городов и стран какой-то жуткий сплав!
Держава, над тобой победу одержав,
Тебя лишила сил, ты лишь ее подобье.
Ее провинции сплелись в твоей утробе.
На карту поглядев, ты говоришь: "Вот — я!
Вот лоб мой — Алькала! А пятки у меня —
Херона!" И в больном, слабеющем сознанье
Растет империя — одно твое желанье.
В тебе — потоки рек, морская глубина;
Горько-соленая над ней кипит волна;
А пламень над волной тебя и жжет и душит.
Ты чувствуешь: весь мир сочится через душу…
Жена — чудовище. И я всегда при ней,
Невольник дней ее и каторжник ночей.
Светильник высоко, тьма что ни ночь, то гуще.
Нет нас печальнее, хоть мы и всемогущи.
Мы охлаждаемся, сближаясь. Бог занес
На голый, никому не ведомый утес,
Что над Альгарвией вознесся и Леоном,
Хаэном, Бургосом, Кастильей, Арагоном,
Две эти куколки, две маски, жуткий прах:
Угрозу — короля и королеву — страх!
Да, сладко властвовать — я отрицать не стану;
Но над тиранами ведь тоже есть тираны.
Всегда притворствуй, лги и вдвое промолчи
И вдвое побледней; не плачь, не хохочи!
Уррака в ней живет, во мне воскрес Алонсо:^[8]
Мужчина мраморный и женщина из бронзы!
Народы пленные нас обожают, но,
Благословенные, мы прокляты давно,
И в дыме от кадил в одно слились мы тело —
Я, идол Фердинанд, и идол Изабелла.
Два трона-близнеца, блестя, слились в одно,
Друг друга различить не можем мы давно,
А вступим в разговор — могилы щерят зевы,
И не уверен я, жива ли королева.
Она настолько труп, насколько деспот. Я
Заледенил ей кровь, когда рука моя
На скипетре с ее рукой скрестилась. Это
Бог руки мумии связал с рукой скелета.
Но все-таки я жив. Блистательная тень
Не я! О нет, не я! Бывает все же день,
Когда от этого давящего величья
Бегу я, потеряв державное обличье,
И, как на солнцепек пробравшийся дракон,
Блаженству предаюсь, безмерно просветлен.
О счастье! Я уже не черный пленник трона!
Лечу я с быстротой смерча или циклона.
Свободен от ярма, бросаюсь я теперь
К добру и к злу. Рычу, как будто дикий зверь.
Топчу я мантию. А душу я широко
Для оргии раскрыл, для песен, для порока.
Я не король, не раб, не мученик. И вот
Я когти выпустил. И страсть моя растет.
Стыдливость женщины, с распятием епископ —
Все это злит меня. Я весел, дик, неистов.
Осатанелое вскипает естество.
Мстит человек во мне за то, что я его
Пытался превратить в бесплотное виденье.