Торикаэбая моногатари, или Путаница

Но вот наконец утих шум торжеств по случаю празднования Нового года. Государь неподвижно стоял, прячась возле Сверкающего павильона. Он слушал тихие звуки тринадцатиструнного кото. Он был зачарован. После того, как мелодия «Щебетание камышевки» была повторена дважды, музыка прекратилась. «Она играет на кото точно так же, как Советник, какая трогательная связь между братом и сестрой!» — подумал государь. Решетки были уже опущены, но двустворчатая боковая дверь еще не была заперта. Порыв ветра приоткрыл ее, государь обрадовался и вошел незамеченным. Он укрылся в темном углу и увидел: две дамы играют в го. Распорядительница прилегла за пологом, уронив голову на кото, она безотчетно перебирала струны, и смотрела не отрываясь на светильник, она думала о чем-то грустном, и была прекрасна как никто. Она рядом, в одном дворце с ним, а он до сих пор жил с сознанием, что она где-то далеко — обрадовался он своему открытию. Пусть люди станут упрекать его, но он решил, что эту ночь он проведет с ней, он был так взволнован и хотел только одного: чтобы дамы, которые находились при ней, поскорее заснули.

Химэгими продолжала с тоской думать о том, что она пережила, когда расставалась со своим ребенком, что было у нее на сердце, когда он, такой безответный, улыбался, встречаясь с ней взглядом… Вспоминая его, она печалилась и грустила.

Все связи
Так печальны
В этом мире.
И так печальна в нем
Моя судьба.

У нее градом текли слезы, она с головой закрылась одеждами и лежала неподвижно. Дамы, игравшие в го, закончили.

— Должно быть заснула, — дама отодвинула светильник подальше. — Дверь еще не заперта.

Одна из дам приблизилась к тому месту, где стоял государь. Он в беспокойстве затаился в темноте. Дама заперла дверь.

— Странно, у меня какое-то неприятное ощущение — будто здесь кто-то есть.

Дама быстро вернулась в комнату, все улеглись спать.

— 15 —

Государь огляделся, возле полога никого не было. Непринужденно и спокойно он приблизился к Распорядительнице, поднял покрывало и лег с ней. Она еще не успела заснуть как следует и рассердилась — подумала, что это Сайсё, ей и в голову не могло прийти, что это кто-то другой. Несмотря на досаду, она не шевельнулась, чтобы натянуть на себя покрывало. Государь же раздевал ее и плакал, говорил о том, как долгие годы мечтал о ней, но ее отец ни за что не соглашался и потому он ужасно печалился, рассказывал о том, как впервые мельком увидел ее — возле постели заболевшей Принцессы. Химэгими удивилась: она-то рассердилась — думала, что это Сайсё, но теперь она поняла, кто это. «Если государь раскроет мою тайну, он не станет вникать в мое положение и осудит меня. Увидев же, что я не девственница, он еще больше будет презирать меня, и тут же бросит. Как горько и стыдно! Лучше бы мне вовсе не оставаться в этом мире, пусть бы мои следы затерялись, как я того и хотела. Но Вакагими печалился из-за этой истории с Принцессой, хотел, чтобы я стала его поверенной. Теперь же мне досадно и горько — зря я согласилась. Почему я не последовала за Принцессой? Отец считал, что на Новый год нужно оставаться на службе, да и дамы жаловались, что им будет скучно. Теперь придется оставаться здесь до праздника в храме Ивасимидзу,[21] но потом сразу же вернусь к отцу!» На сердце у Химэгими было тяжело, но она никак не могла отогнать от себя эти тревожные мысли, слезы текли из ее глаз.

— Милая, не надо так. Знай — это судьба. Проникнись моими чувствами — тогда ты поймешь, что все хорошо, — плача и плача говорил государь. Он был неподражаем.

Давным-давно, когда Сайсё впервые сжал ее в своих объятиях, она ощущала себя мужчиной — красивым и сильным, но сопротивляться все же не могла. Теперь она была обыкновенной женщиной и ей не хотелось показаться бесчувственной. Хотя ей совсем не хотелось сдаваться, но ей было не убежать. Государь крепко обнял ее — не вырваться, ей было непереносимо стыдно, она хотела закричать, но государь вовсе не должен стесняться людских глаз, даже если кто-то прибежит на ее беспомощные крики, что с того? Государя никто не осудит, так что следовало покориться.

— 16 —