Торикаэбая моногатари, или Путаница

Вакагими вспоминала, что сказал ей Химэгими в тот вечер, когда он пропал. Он, видно, тогда решил, что проводит здесь свой последний день. Если бы только она это знала, не позволила бы ему уйти одному, ей нужно было сказать, что и она уходит вместе с ним. «Конечно, в детстве мы чурались друг друга, но когда я переселилась во дворец, он всегда обо мне заботился — провожал и встречал, мне это было лестно, я радовалась тому, что мне есть на кого положиться. Нас всего двое и как ужасно, что теперь он пропал. Должен ли он был предстать перед людьми мужчиной или все-таки женщиной? Где он скрылся, в каких горах-долинах затерялись его следы! Химэгими был сердечным и понимающим, он — женщина, но он решил стать мужчиной. Я же рожден мужчиной, но в детстве я поддался влечению сердца и стал женщиной, и теперь живу, как женщина. Но в эту минуту мне не пристало полагаться на других и прятаться. Отец совсем обессилел, его жизнь на исходе, и он не сможет найти Химэгими. Другие тоже вроде бы ищут его, но только это ни к чему не приводит, потому что они на самом деле не вкладывают душу в эти поиски. Пусть его трудно найти, но он все равно где-то рядом! Я не могу оставаться безучастной, я переоденусь мужчиной и отправлюсь за ним и найду во что бы то ни стало, и мы вернемся вместе! Если же меня ждет неудача, я тоже приму монашество — и пусть высоко в горах сокроются мои следы. А об отце тогда позаботятся люди. Обо мне всегда заботились, как о женщине, никто не ждет, что я вдруг явлюсь мужчиной, начну приказывать и заботиться о других, но я не могу оставить все, как есть, ведь я могу опоздать, а я не хочу жить в этом мире без него». Днем и ночью Вакагими утопала в слезах. Что скажут люди, если она тоже исчезнет? Может, ее намерения безумны? Поделиться своими сомнениями с отцом было невозможно, поэтому Вакагими рассказала все матери. Та же совершенно растерялась.

— Но нас ведь на этом свете только двое, а я не знаю, где он, я вне себя от горя. Отец, похоже, при смерти, а я ведь все-таки мужчина, мне не подобает оставаться безучастной. Я хочу стать тем мужчиной, каким мне назначено быть, и сделать все возможное, чтобы найти Химэгими, — решительность Вакагими была непривычно мужской.

— Это что еще! — испугалась мать. — Ты же слабый, как женщина, как ты станешь его искать? — расплакалась она.

— Дело ведь здесь еще в чем: хоть все и говорят, что его искали на каждой горе, в каждой долине, но это только слова, настоящей решимости найти его у них, верно, не было. Мы же родились братом и сестрой, и я вложу в поиски всю свою душу, так неужели я не сыщу его? Он полагает, что я не стану его искать. Но если я приступлю к делу, ему не спрятаться, как бы он ни старался. Он относился ко мне так тепло и сердечно, будто бы нас и не воспитывали порознь, и я должна хоть как-то ответить на его любовь.

Видя, как Вакагими трудно, мать плакала вместе с ней.

— Что поделать! Если ты и вправду так считаешь, видно, такова судьба. Сделай, как тебе велит сердце.

Вакагими очень обрадовалась ее словам:

— Только я не хочу никаких разговоров о моем исчезновении. Хорошо, что я живу не как все, меня никогда никто не видит кроме четырех-пяти дам, здесь я или нет никто не может знать точно, так что сделайте вид, будто я здесь. Отцу тоже пока ничего не говорите. Если он спросит, скажите, что мне нездоровится. Никто не должен знать о моем отсутствии. Отец так плох — непонятно даже, жив он или нет, верно, он не придет меня проведать. Поскольку с ним мать Химэгими, и в доме всегда столько людей, даже если я не пойду к нему, никто не обратит на это внимания, — сказала Вакагими. Она позвала прислуживавших ей дам и велела им держать язык за зубами.

Вакагими надела охотничий кафтан и штаны, потом попросила дочь кормилицы, которая служила Принцессе и была хорошо знакома Вакагими, пройти к ней, и та остригла ее длинные волосы, уложив на голове обычный мужской узел. Мать с кормилицей были немало удивлены, они восклик-нули: «Ну и дела!» — но поскольку именно таким должен был быть настоящий облик Вакагими, он выглядел совершенно естественно. Удивление сменилось восхищением: Вакагими был лучше всех на этом свете, а его замысел уже не казался им глупостью. Вызванная столь внезапно дочь кормилицы, которая хоть и прислуживала Принцессе, но даже голоса Вакагими никогда не слышала, была несказанно поражена, уразумев как обстоят дела.

В высокой шапке, кафтане и штанах Вакагими выглядел несколько неловко, но новый наряд явно шел ему. Вакагими будто превратился в пропавшего Химэгими, их лица и раньше обнаруживали немалое сходство, но теперь, когда Вакагими оделся мужчиной, сходство стало просто разительным, казалось, это Химэгими вернулся.

— Вот бы отца позвать! Конечно, если Вакагими останется женщиной, отцу всегда будет приятно о ней заботиться, но если он станет мужчиной, для отца это будет настоящим счастьем!

И мать, и кормилица решили, что им следует только радоваться, их тревогам был положен предел.