— Когда-то ты еще пожалеешь об этом, — прошептала Лиза, взяла за руку Сабрину, стоявшую позади в растерянности, и увела подругу прочь. Джим ушел следом, не обернувшись. Он почти не хромал, но шел медленно.
«В бунте найдется сила. В бунте и унижении есть смысл. Стань отражением другого. Потеряй себя. Исчезни. Сотри себя в порошок и создай снова. Человек — это Бог, но жизнь Богов страшна. Страх и боль — окно в бесконечность. На том краю мы увидим самих себя. Конец открывает портал в реальность. Жизнь — самообман. Все вокруг — отражения. Жизнь — это бунт. Прими жизнь, ее не изменить. Но измениться всегда можешь ты. Лучшее, что ты можешь сделать, — уничтожить в себе чужого и создать себя настоящего», — Грейс повторяла эти слова, они осели на языке соленой крошкой. Это правильно, необходимо. Иначе быть не может. Джексон никогда не врал. Он всегда говорил, что дарил им только правду.
Грейс вынырнула из воспоминаний, голос Джексона перестал звучать в ее голове. Мир был прежний. Уязвленный, ныне счастливейший из людей, студент радовался победе. Его друзья уже собирались идти праздновать, но счастье их обрубил Осборн. Он наконец дошел до них и толкнул шутника.
— Радуешься? — прошипел он.
Порыв Осборна был не ясен, оттого и напугал.
— А тебе то что? Имеешь виды на нее?
Осборн схватил парня за воротник куртки и дернул. Тот чуть не потерял равновесие.
— Эй, ты что?!
— Ты со своей матерью также вел бы себя? С сестрой тоже? — процедил Осборн. — Понравилось бы смотреть на то, как какой-то придурок угрожает твоей матери, а потом ухахатывается с друзьями?
— Да ты…
— Понравилось бы, а?
— Ты с ума сошел, Грин? Что тебе надо? — прошептал парень.
— Ты придешь к себе и будешь обжиматься с подружкой? А какого будет ей? Она же узнает, как ты угрожал другой. Она будет уважать тебя? Скажи, она будет тебя уважать?
Осборн держал его за воротник, бледный, с огромными, будто бы вываливающимися глазами, в которых не было ничего, кроме ненависти. Руки его дрожали.
— Ты унижаешь других, а потом радуешься своей победе? Ты горд собой? Ты рад, что твою дурость обсмеяли?!
— Что с тобой, Грин?!
— Считаешь себя человеком? Так и веди себя как человек! Отвечай за свои слова! Думаешь, никто не слышал?
— Тебе-то что?!
— Удивительно, что только мне есть дело, — прорычал Осборн.
— Я тебе сейчас…
— Засунь в задницу угрозы.
— Чего ты хочешь вообще?! — воскликнул соперник.
— Ты извинишься перед Сноу, перед Грей и уйдешь.
— Это ты мне угрожать будешь?!
— Я не угрожаю. Ты просто извинишься и будешь свободен.
— С каких пор?!
— Ты подумай, как со стороны мерзко выглядишь. Не противно?
— Я же не твою назвал!
— Если только взглянешь в сторону косо… Пожалеешь, — прорычал Осборн.
— Остынь, Грин. Что он тебе сделал? — прокричал кто-то.
Послышались смешки. Осборна ведь считали чудаковатым. Удивительно, но Грейс это редко замечала.
— Он всем сделал. — Осборн сделал шаг назад и в последний раз зло взглянул в чужие глаза.
Казалось, Грин хотел было что-то добавить, но не сказал ничего. Только бросил полный отвращения взгляд на всех, кто стоял позади и хотел поддержать обидчика. Развернулся, спустился к Грейс и повел ее за руку из аудитории, не обернувшись.
Позади шептались и бросали вслед колкости. Ни Грейс, ни Осборна это не заботило.
— Дальше пусть сами, — выдохнул Осборн изумленной Грейс.
Грейс была так поражена, что ничего не смогла ответить. Только взяла Осборна за руку и последовала за ним, не решившись обернуться и попрощаться с Руби и Шенноном. Это все равно не имеет значения. Главное, что она сделала правильный выбор.
Когда Грейс проходила мимо профессора Френсиса, вернувшегося из кабинета и не видевшего потасовки, увидела, как он искал что-то в разложенных на столе листах и улыбался. Еле заметно, приподнимая уголки губ. Улыбка терялась в усах и щетине. Но он улыбался.
Некоторые бабочки все же живут дольше других. Остальные же радуют красотой даже после смерти.
XVII глава
Только Грейс и Осборн вернулись, как дождь полил снова. Капли стучали по крыше и звучали непрекращающимся ни на секунду камнепадом. Студенты старались прятаться под карнизы и деревья, чтобы не стать похожими на сито. Небо стремительно темнело и к моменту, как Грейс и Осборн оказались дома, стало совсем черное.
— Ты зачем из-под зонта выбежала? — посмеиваясь, спросил Осборн, когда они ввалились в комнату.
— Вся жизнь зависит только от восприятия. Главное правильно посмотреть, — ответила Грейс и села на коробку у входа. Она промокла настолько, что с платья лились капли дождя, а в волосах они застыли и искрились как вплетенные драгоценные камни. Недолго думая, Грейс сняла платье через голову и бросила в кучу в углу.
— Возьми, замерзнешь, — сказал Осборн и протянул девушке пижаму. — Я серьезно, сейчас легко простыть.
Грейс улыбалась. Улыбалась так, как улыбалась только в одиночестве. Натянула пижаму и накинула на плечи плед. Ей не холодно, но так спокойнее.
— И как же ты воспринимаешь этот дождь? — спросил Осборн. Он стряхивал капли с зонта в центре комнаты.