Джим отставил чашку в сторону и растирал покрасневшие костяшки пальцев ладошкой. Руки его подрагивали.
– Я как-то нашел формулу сильного порошка в библиотеке в одном старом фолианте. Им пользовались всякие мистики в прошлом веке, чтобы попасть в нирвану, но не все, а только самые посвященные. Безопасно и действенно. Ну и еще там простые средства, капли, конечно, в небольших количествах. Нечего мудрить, когда все ответы на поверхности. Шелдона в общем-то легко усыпить на часок-другой… Потом только лучше не злить.
– Да. Нужно вернуться домой и быть паинькой, иначе он заподозрит неладное.
В кухне недолго стояла тишина. Лиза пила кофе, не сводя взгляда с темного угла напротив. Джим тер ноющие суставы.
– Он и так знает, что вы с ним делаете, я уверена, – сказала Грейс. – Дело в том, чтобы не переходить черту.
– Какую черту? Он сам ищет, как за нее выйти, – спросила Лиза.
– Наша черта и его черта – это разные вещи, – поправил ее Джим. – Для нас черта – это людское порицание и собственная беспомощность.
– За смертью та черта, за которой он на самом деле увидит себя. И если он вернется, а он ведь вернется, – всем будет несладко.
Слова Грейс произвели фурор. Лиза чуть не подавилась кофе. Джим сжал руки в кулаки. Костяшки покраснели так, что, казалось, еще немного и взорвутся. Но он в этот раз даже не почувствовал боли.
– Грейс, ты же не думаешь, что мы… – выдохнул Джим.
– За кого вы меня держите? Конечно не думаю.
– Тебя так давно не было, мы думали…
– Да вы чего? Конечно вы ему помогаете и верите в него. Как мы и всегда. Как и Джексону.
– Джексон ведь сам. Он в нас-то и не нуждался.
– Он нуждался в каждом и нуждается сейчас. Шелдон… Шелдону просто нужно чуть больше внимания, – сказала Грейс и замешкалась. – Хорошо, хорошо, что он не один в таком деле. Меня только одно волнует.
– Что тебя волнует? – тихо спросила Лиза.
Грейс замялась. Закусила губу, как-то неловко дернулась в противоположную от сумки сторону. Разум на мгновение дал сбой. Перед глазами помутнело, в ушах звуки перемешались, сгустились, зазвенели. Она осторожно взяла с пола сумку, раскрыла ее и сказала:
– Мне удалось кое-что урвать. Личные дела, и у нас могут быть проблемы. В деле Джексона…
И вдруг на кухню вбежала пепельноволосая бледная Сабрина. Взмыленная, в пальто, усыпанном листьями, лохматая, но до абсурда счастливая.
– Шелдон вернулся! – пропела она.
Джим и Лиза выбежали из кухни быстрее, чем Грейс успела осознать слова Сабрины.
IX глава
Джим и Лиза пропали в коридоре. Шаги поглотились тишиной дома так быстро, словно ему важно стереть воспоминания о присутствии людей. Сабрина растворилась в темноте кухни.
В гостиной горел камин, беззвучно потрескивали поленья. Шелдон сидел на диване по-турецки. Тощие ноги, похожие ветви высохшего дерева, выглядывали из тонких штанов. Рубашка с испачканными кровью рукавами, прилипла к спине, и через пропитанную потом ткань виднелась красноватая полоса позвоночника. Его длинное нескладное тело в белой одежде в темноте комнаты, казалось, светилось. В нем почти не осталось человеческого.
Когда в комнату зашла Грейс, Шелдон не посмотрел на нее, а продолжал бесстрастно дырявить стену взглядом.
– Здравствуй, – произнес он.
Грейс подумала, что ей послышалось. В тишине помещения, искусственно погруженного в мрак тяжелыми старыми шторами, даже тихий скрип пола под ногами казался оглушительным в сравнении с голосом.
Грейс не поприветствовала Шелдона в ответ. Она вглядывалась в лицо, когда-то выглядевшее совсем иначе, и с трудом узнавала. Медленно подошла ближе, но не села рядом, а заняла кресло напротив и сказала:
– Выглядишь ужасно.
– Меня это не волнует.
– Ты болен.
– Кто сказал это? Общество, которое владеет нами? Или люди, которые обществу подчиняются? – проговорил Шелдон. Голос его за годы не изменился. Все такой же глубокий и хриплый, далекий, словно доносящийся из глубины.
– Это не важно. Тебе нужно заботиться о здоровье. Мы должны быть в ясном уме.
– Я совершенно здоров.
– Врачи бы так не сказали.
– Они – слуги. Слуги мира. Он говорит нам быть здоровыми, быть счастливыми, быть работящими, быть здесь. Он говорит: это для нас. Но он врет. Он забирает нас. Он – наш страж, страж темницы. Все вокруг, весь мир, обработанный рабским трудом человеческим, – страх, взращенный в абсолют. Мир заставляет бояться, одурманивает мыслями о безопасности и снова пугает. Все вокруг нас – ужас. Ужас, скрывающий кошмар за маской благодати, чтобы завлечь в еще больший хаос. Только страх. Никакой любви. Любви – нет. Мир отнял ее.