Тореадоры из Васюковки

Глава 12 «Не зови меня больше — Ява, зови меня — Кукурузо!»

Я иду в сельмаг. Меня мать послала. За маслом! Это на другое утро после трагедии в кукурузе.

В сельмаге и возле него полно людей — сегодня воскресенье. Кто-то что-то покупает, кто пиво пьёт, кто просто разговаривает, семечки лузгая. Сельмаг у нас напротив клуба — тут всегда сборище, а в воскресенье и подавно.

Заметив меня, люди начинают улыбаться, перешептываться, перемигиваться. А дед Салимон говорит:

— А, здорово, парень! Что-то я тебя давно не видел.

— Да его же не было в селе, — объясняет Гриша Чучеренко.

— А где же? — «удивляется» дед Салимон.

— Да в кукурузе блуждал… неделю или две.

— Ха-ха-ха! — хохотом взорвался сельмаг.

Тут продавец дядька Кузьма не выдержал, встрял:

— Мы недавно компасы получили… Не нужно?

— Ха-ха-ха!

— Хо-хо-хо!

— Хи-хи-хи!

— Вот мальчишки!

— Вот артисты!

— И кино не надо!

— Хе-хе-хе!

— Ху-ху-ху!

Взял я масло и стремглав на улицу. А за мной следом хохот катится. Кто не встретится, слово бросит.

— Привет кукурузнику!

— Здоров, козак!

— Салют от королевы полей!

Может, кто и просто так здоровается, а мне кажется, что насмешливо, издевательски. И может, кто где-то смеется совсем по другой причине, а я всё на свой счет принимаю.

Возле клуба большая афиша кинофильма «Тарас Шевченко» (сегодня идет). Нарисовано, как прогоняют сквозь строй солдата.

И сразу, мне кажется, что оживают тени по сторонам, вырываются розги из них, шпицрутенами свистят в воздухе. И горшки на плетнях — уже не горшки, а солдатские головы в бескозырках… Как тот солдат, бегу я сквозь строй — улицей…

Попали мы в передрягу. Несколько дней смеяться будут, не меньше. Хоть на улицу не выходи. У такой народ!

Принес я масло, пошел к Яве отвести душу. Встретил его в саду — он ко мне как раз собирался.

— Здорово, Павлуша! — серьезно-серьезно сказал он. — Я к тебе.

— Здорово, а я к тебе!

— Попрощаться шел, — отвел в сторону глаза Ява.

— Что, посылают куда-то? — удивился я.

— Да-а! — махнул рукою Ява. — Совсем из дома бегу.

— Куда?!

— На какой-нибудь необитаемый остров.

— Тьфу на тебя, глупый! Мелешь такое, что с ума сойти можно. Где ты возьмешь этот остров? Теперь таких островов и не бывает.

— Бывает. Но ты не знаешь.

— Как же ты убежишь, когда мы и до моря с тобой не смогли доехать? Тебя же на первой станции поймают.

— А я и не пойду на станцию… Зачем мне станция?

— А как?

— В плавни подамся. Сколько там островов необитаемых.

— Но как же там будешь жить? Пропадешь же. Помнишь, как Гунька пропал?

Жил в нашем селе когда-то придурковатый Гунька. Приблудный. Без роду и племени. Никто не знает, как он в селу прибился. Зимой ходил босой, без шапки. Старые бабки его святым считали. Тихий был, никого не трогал. Ходил себе по селу и смеялся: «Хи-хи-хи-хи». Любил в плавнях гулять. Как запропастится — два дня нет. Потом возвращается, худой, голодный, заросший рыжей щетиной, Даже зимой в плавни ходил по льду. В сильный мороз пойдет, разложит на острове большой костёр: люди уже думают — плавни горят. Приходит: «Фу, — говорит, — натопил. Теперь в селе тепло будет», Два года назад пошел Гунька в плавни, и то ли он вправду — пропал, утонул где-то в болоте, то ли просто ушел из села — так никто и не знает. Больше его не видели.

— Неужели хочешь пропасть, как Гунька? — повторил я.

— Не пропаду, — уверенно сказал Ява и вытащил из-под рубашки книжку. — Вот жил же человек на необитаемом острове — ничего. Не пропал.

— Что за книжка? — спрашиваю.

— «Приключения Робинзона Крузо». Читал?

— Не помню… Может, и читал. Что это за Кукурузо?

— Крузо, а не Кукурузо, чудак. Очень интересная книжка.

— Книжка книжкою, а плавни плавнями. Ты лучше подумай.

— Я уже подумал. И решил окончательно. Ты меня знаешь. Я только хочу, чтобы ты мне немного помог.

Я был обезоружен. Если человек обращается к тебе за помощью, то отказывать ему — свинство.

— И надолго ты собираешься на этот на этот остров?

— Робинзон пробыл на необитаемом острове двадцать восемь лет два месяца и девятнадцать дней, — вздохнув, сказал Ява.

— Ого-го! — даже рот я раскрыл. — Это же сколько тебе будет? Сорок с гаком. Это же мы уже все школу окончим и институты. Карафолька академиком станет. Гребенючка агрономом. Я лётчиком, если получится. А ты…

— Что же поделаешь, — снова вздохнул Ява.

— Слушай, а кто будет за Кнышем и Бурмило следить? Кто будет их разоблачать, выводить на чистую воду? Может же, они вправду опасные шпионы и злодеи? А? Ты что — забыл тот таинственный разговор? И акваланг? И торт, и всё другое? Забыл?

Ява сразу покраснел, как будто я его застал на месте преступления. Я уже начал радоваться, думал, что он сейчас откажется от своей затеи. Но он сказал:

— Нет, ничего я не забыл. Но придется тебе самому следить за ними и разоблачать их. Ты парень смелый, сам справишься. И станешь знаменитым. И о тебе в газетах напишут, и по радио, и по телевизору… А я не могу тут больше жить. Не могу. Переэкзаменовка…да еще и эта кукуруза. Через несколько дней приедет мать и… хоть на край света.

Я вздохнул.