Топ-модель (СИ)

Брыкаюсь разъяренной кошкой и кричу, цепляюсь за своего мужчину до последнего, он нужен мне. Нужен всегда и сейчас особенно! Кажется, если отпущу, на миг расслаблюсь — больше не увижу. Никогда не увижу!

Максим словно не злится. Оборачивается, говорит что-то нежное, обнимает. Голос глубокий, до нутра пробирающий. Не слышу слов, лишь один этот голос, интонации. Не понимаю, как у Макса это получается — успокаивать, баюкать, когда такой ужас, когда все это случилось. Но верю беспрекословно.

— …Хорошо? Я приеду. Хорошо?! — убеждает он.

В глаза смотрит. Черные они у него, как мокрая земля.

— Я люблю тебя больше всех, — шепчу. — Не бросай меня, пожалуйста.

Но он не слышит, сирены приближающихся полицейских машин режут перепонки.

— Я приеду скоро. Я приеду, — повторяет громко. Вручает мой мобильник, который я оставила за кулисами. Даже не удивляюсь, откуда тот у него. — И ты мне скажешь хорошие новости. Поняла? — говорит требовательно. Теперь жестко. Как с равной.

Я дрожу и киваю. Позволяю вверить себя медикам. Перед тем как двери скорой закрываются, успеваю увидеть мигалки полицейских машин. Провожаю глазами Максима, который идет прямо на них, руки держит на уровне головы. В одной из них — пистолет.

Фельдшер запрыгивает в салон. Водитель врубает сирену и выжимает газ.

Ни разу меня не везли с такими почестями — по встречке, с оглушительным ревом. Автомобили послушно разъезжаются, уступая дорогу. Дома мелькают за окном так быстро, что даже примерно представить не могу, в какую сторону мы движемся.

Страх, что врачи сделают со мной что-то плохое, постепенно гаснет. И появляется новый — за Максима. Его ведь не посадят за то, что защищал меня?

Он юрист. Очень хороший юрист. Пока учился, проходил практику в полиции, затем около пяти лет впахивал в суде. Он прекрасно знает, что ему светит за столь жестокую драку. Максим использовал кастет — это оружие, он по нападавшим стрелял. Он пошел на это, осознавая возможную ответственность. Пошел ради меня и слоненка.

Сглатываю.

Мне нужно вести себя достойно.

Постоянно повторяю и фельдшеру, и в приемном покое, что беременная. Что мне нельзя лекарства, если те могут навредить.

Первым делом отправляют на УЗИ. Провозят на кресле-каталке через очередь, помогают забраться на кушетку. Я закрываю глаза и не дышу, пока врач забивает в программу данные, выдавливает гель на живот.

Показываю, куда били.

Врач водит датчиком ниже пупа. Крепко зажмуриваюсь и вспоминаю слова цыганки, которая смотрела на мою руку. Она твердила о беде и печали.

Сердце ускоряется, бахает в ушах, я начинаю задыхаться.

Медленный вдох-выдох. В этой битве мне тоже не помешает «кастет».

Усилием воли гашу панику. У меня необычный ребенок. Его отец услышал крик о помощи через два этажа, в зале, битком набитом людьми. Вспоминаю драку. Хруст костей. Вспоминаю колдовство Ба-Ружи.

Мой ребенок с этим справится.

— На вашем сроке матка едва поднялась выше уровня лобка, — говорит доктор.

Я распахиваю глаза и вижу на экране пульсирующую точку, горю от облегчения. Кажется, только в этот момент кровь вновь бежит по венам, до этого стыла от ужаса. Следом комнату наполняет уже знакомый звук — сердцебиение. Быстрое, четкое.

— Повезло, что срок маленький. Вероятно, эмбрион даже не понял, что вас ударили.

Закрываю глаза. Соленые капли и тушь пекут уголки глаз, я чувствую оглушительное биение собственного сердца.

Потом меня перевозят в другой кабинет, и вызванный из дома специалист делает УЗИ внутренних органов. Констатирует ушибы, но разрывов, слава богу, нет. Меня отправляют в палату.

— Лечащий врач у вас классный, — говорит медсестра, пока везет на каталке к лифту. — Во дворе две полицейские машины, следаки тут как тут, им дела нет до того, что вы пережили. Им бы показания снять, пока вы в шоке. Но Алексей Юрьевич никого не пустил. До завтра отдыхайте. Вам нужен покой, чтобы ребеночка не волновать. Думайте, что просто упали, — щебечет она. — Убедите себя саму в этом и поспите, чтобы гормоны стресса вашему малышу не повредили. А я вам сейчас пирожное принесу!

Киваю.

Палата одиночная, и это счастье. Не готова я оставаться с кем-то чужим наедине. Переодеваюсь в ночнушку, которую выдали, и укладываюсь под одеяло.

Упала. Попробуй поверь в это.

Рука прижата к животу и все еще напряжена в ожидании новых ударов. Милая медсестра приходит через несколько минут, действительно приносит пирожное и теплый ужин, ставит капельницу. Я стараюсь расслабиться, но выходит плохо.

Когда звонит Папуша, просто плачу. Ничего не рассказываю. Потому что вдруг не то ляпну и это Максиму навредит? Вдруг наш разговор подслушивают? С ума схожу со своей паранойей, но меня только что избил мужчина в черной маске!

Не успеваю договорить с Папушей, как вижу входящий от папы. Этого еще не хватало. Мы созваниваемся почти каждый день, но обычно это короткие разговоры обо всем и ни о чем. Как дела, как погода, как настроение, какие планы. Я заранее придумываю, что наврать, и всё в порядке.

Но сейчас даже на них нет сил. Сбрасываю и быстро пишу: «Я только с показа, устала, завтра поговорим, папочка».