Топ-модель

Начальник отделения полковник Яковчук, эдакий запорожский казак, уяснив вопрос, нас интересующий, вызвал майора Бодрова, который, узнав в чем дело, передал нас капитану Журавкиной, которая в свою очередь...

Проще говоря, молоденький лейтенант Андрей Кудря, заявил нам, что сегодня утром рыбаками на одном из прудов было обнаружено расчлененное тело молодой девушки. Оно было аккуратно упаковано в холщовый мешок из-под сахара. Убийца действовал с педантичной чистоплотностью: тулово - отдельно, конечности - отдельно, голова - отдельно.

Весь этот ужас лейтенант излагал с хладнокровной улыбкой, словно говорил о последних веяниях отечественной моды. Выборочный опрос населения, проживающего в домах у пруда, не дал должного результата.

- Висяк, - заключил спокойный Кудря, добавив, что рад нас видеть: вдруг жертва нам известна. - Она сейчас в морге "семьдесят четвертой". Если "ваша", позвоните...

- Голова, говоришь, там есть? - уточнил Стахов без видимых душевных усилий.

- Все там есть, - зевнул лейтенант.

- Это хорошо, - услышала я. - Маше будет легко узнать, если...

Я почувствовала, как кофе и булочка, которые я успела заглотить во время исторической встречи с известными гг., лезут из меня, как люди из горящего дома. Еще меня заштормило от мысли, что этот чудовищный кошмар наяву никогда не закончится.

- Плохо, - посочувствовал Алекс мне уже в маишне. - Боюсь, это только цветочки.

- Прекрати, - заорала. - Нельзя же так... говорить?!.

- Как?

- Бездушно, черт подери!

- Нормально говорим, - передернул плечом. - Работа такая, Маша. Привыкай.

- Не буду привыкать, - истерила. - Не буду и не хочу! Как к такому можно привыкнуть?

- Привычка - вторая натура, - последовал спокойный ответ. - Твоя истерика понятна, но малопродуктивна. Возьми себя в руки. Нам надо ещё опознать труп.

Здесь происходит то, что происходит. Я воплю - останови машину! Водитель быстро и трезво выполняет эту просьбу. Я открываю дверцу и выпадаю на пыльную и палящую обочину. Меня выворачивает горькой желчью ужаса и страха - желчью нескончаемых событий, на каковых я не могу повлиять. Но почему? Почему? Почему? И не нахожу ответа.

- Нормальная реакция нормального человека, - слышу голос менхантера. У меня подобное было. Правда, очень давно. Так давно, что, кажется, живу лет триста.

- Я не хочу туда, - говорю, сдерживая слезы. - Я и так знаю, это Танечка.

- Прости, надо, - отвечает, объясняя, что маньяка надо искать резво, потому что у нас много другой работы.

- Какой работы?

- Оперативно-боевой.

Удивилась ли я? Почти нет. Хочу или нет, однако обстоятельства моей новой жизни складываются так, что скоро не буду принадлежать самой себе. А кому тогда? Не знаю.

Мечтала о праздничном чистом мире, а он оборачивается ко мне изнаночной стороной, и теперь мне видны грубые нитки интриг и разодранные швы зависти и ненависти. Мечтала быть красивой и счастливой, а меня рвет горькой желчью ужаса. Хотела чувствовать запахи солнечных духов, а вдыхаю испарения трупных разложений.

Мир оказался куда жестче и неприятнее, чем я могла только предположить. Разве можно быть счастливой в стране, где такое понятие, как счастье, выжгли каленным железом. Жить успешно среди неуспешных? Жить счастливо среди несчастных? Жить вечно среди мертвецов? Жить и понимать, что обречен на постоянный бой с больным обществом. Жить и знать, что раньше или позже тебя победят. Тогда как жить и зачем жить?

- Подъезжаем, - голос Стахова. - Ты как, Маша?

- Прекрасно, лучше не бывает, - огрызаюсь и вижу бесконечный бетонный забор, выкрашенный в неприятный цвет мочевины.

За этим забором - громадные казенные здания, обшарпанные, с множеством окон-ячеек, где замечаются безликие живые манекены.

Узрев некий пропуск на лобовом стекле джипа, охранник пропускает машину на территорию. Мы катим по дорожке, следуя указателям.

Небольшое одноэтажное кирпичное здание среди деревьев - это морг. Даже в такой жаркий день от него истекает холод - мертвый холод прошлого. Я же ежусь от будущего. Я не хочу такого стылого и страшного будущего. Однако оно наступает - оно есть, это проклятое будущее, превращаясь в немилосердное настоящее.

Видимо, в каждом из нас существует некий НЗ - неприкосновенный запас сил. Кажется, все, вымотан и смертельно устал, и нет никакой возможности жить дальше. И ничего подобного! Твой потенциал оказывается практически безграничным. И продолжаешь жить, и выполнять свои физические функции. Вот только душа саднит точно так, как в детстве ломит ссадина, затопленная йодом.

Я заставила себя выйти из чистой и прохладной, как море, машины в мир, измученный вспышками на солнце и безумными действиями людей, проживающими на шестой планете от этого дневного светила. Я вышла, чтобы заглотить кусок расплавленного воздуха. И этот кусок, подобно свинцу, обжег мою душу, а от хлада мертвецкой она невозможно сжалась...