Топ-модель

- И что будем делать? - спросила Евгения.

- Разберемся, - ответил Павлов. - Мы с другом пойдем на разведку, а вы, девочки, посидите.

- С каким другом? - удивились мы.

- С этим, - Максим продемонстрировал нам пистолет.

- Э, нет, - запротестовала Женя. - Нам страшно одним. Да, Машенька?

Я пискнула, что страшно, аж жуть, и мы тоже пойдем в логово, чтобы защищать нашего товарища и его друга с тыла. Не надо меня защищать, нервничал Павлов. Надо, настаивала Евгения, зажимая в руке нож.

Короче говоря, после недолгих препирательств наша троица отправилась к зданию, хотя никаких признаков жизни там не наблюдалось. Но как не проверить? А вдруг там действительно тайное подвальное местечко, где маньяк пытает свои простодушные молодые жертвы, как это часто происходит в импортных дрянненьких фильмах?

Наша российская ночь была осветлена нашими же простенькими, как свечи, звездами, и глаза быстро привыкли к комфортным потемкам. Под ногами хрустело так, что я не могла не обратить внимания на валяющие предметы. Оказалось - кирпичи. Белые. Силикатные, уточнил Максим, специалист по всем житейским дисциплинам.

Ломая каблуки, мы медленно продвигались к темнеющему зданию, похожему, как сказал Павлов, именно на заводик по производству силикатного кирпича. Все происходящее казалось глупой усмешкой моей юной судьбы. И это вместо того, чтобы красиво дефилировать по освещенному подиуму в обуви от Гучи и в одежде от Версаче, я некрасиво тащусь по кирпичным завалам и шанс свернуть шею увеличивается с каждым шагом.

- Тсс, - говорит Максим, когда я сползаю с кирпичной горки, как с ледяной.

Мы прислушиваемся: тишина - гнетущая, но нарушаемая приближающимся воем с небес. Евгения предлагает пальнуть из ТТ - для острастки бродячих собак, котов и самолетов. Максим неоригинально заявляет, что самое опасное животное - это человек, и мы продолжаем свой путь.

Для меня он заканчивается у разбитого окна - осторожно заглядываю в него и... И чувствую: внутри меня вновь разрастается мохнато-волосяной ком страха, уничтожающий волю. У меня нет даже сил закричать. Такое впечатление, что горло тоже забита волосяным кляпом.

- Что с тобой, Маша? - голос двоюродной сестры спасает от недостатка воздуха.

Усилием воли поднимаю руку и указываю на разбитое окно. Евгения тянется к нему:

- Что там такое?

- Висит, - слышу свой голос.

- Кто висит?

- Т-т-труп, - выдавливаю.

- Где труп? Какой труп? Маруся, ты бредишь? - говорит Женя. - Ничего не вижу. И никого.

- Висит труп там.

- Машка, - смеется моя сестра. - Это ведро. Ты меня понимаешь: ведро. На крючке.

- Не может быть? - не верю.

Пришлось поверить. Максим, узнав о моих страха, бесстрашно штурмует цитадель по производству силикатного кирпича, хрустя на всю округу.

Помятое и дырявое ведро, никому не нужное в его руках, как военный трофей.

Проклятье, говорю себе, Мария, возьми себя в руки, как Павлов ведро, в противном случае закончишь свои дни в казенном доме печали...

Между тем мужественный наш приятель продолжил прогулку по зданию, и скоро мы с Евгенией услышали его голос: сюда, девочки! Недовольно ворча, мы последовали на призыв "лазутчика".

Он находился в небольшой комнате, освещенной тусклой лампочкой, пылящейся наверху. Разбитые столы и стулья грудились в углу. На дальней стене висел производственный график, указывающий, сколько кирпичей выпущено за трудовой квартал. Видно, раньше здесь была заводская дирекция.

- И что здесь интересного? - спросила Евгения.

- Смотрите, - указал на график, и я увидела поспешную неаккуратную надпись синим фломастером: "Маша, ходи без трусиков! Иначе...", а чуть ниже "наскально-детский" рисунок: две скрещенные косточки и череп.

- Во, придурок! - сказала Евгения.

- Звонил он отсюда, - присел у стены Максим. - Видишь, здесь телефонное гнездо...

- А зачем такие извращенные хитрости? - недоумевала Женя. - Лезть сюда, рисовать эту дрянь...

- Ты меня спрашиваешь? - рассматривал следы Павлов. - Если он крепко больной на голову... Местный, что ли? - Рассуждал вслух. - Если так, поймаем...

- Как? - спросила на одном выдохе.

- Ну это секрет фирмы, - поднимался на ноги. - Пошли, родные.

- Куда?

- К тем, кто бережет наш покой.

Мы не поняли Павлова - поняли позже, когда он попросил Евгению притормозить "Вольво" у отделения милиции, о чем утверждала неоновая вывеска. Представляю, какие чувства испытали внуковские товарищи милиционеры, когда к ним в полночь заявилась наша странная группа. С пистолетом и кухонным ножом.

Впрочем, эти предметы были упрятаны, да наш общий сумбурный вид вызывал подозрения. Нас не повязали лишь потому, что Павлов предъявил бодрую, цвета бордо книжечку с золотистым двуглавым орлом и, должно быть, чудотворную. Сонный дежурный, похожий обвислыми усами на запорожского казака, тотчас же проснулся и принялся вызвать сослуживцев голосом и по телефону. Потом явился молоденький кинолог с овчаркой, которую я назвала про себя Арамисом II.

Словом, бесславный конец извращенцу приближался со скоростью невидимых ночных самолетов, гул которых то появлялся, то исчезал с некой плановой регулярностью.