Тоннель

Желтые звезды, которые заставляли носить последних в городе евреев, сменились белыми нарукавными повязками немцев, а следом — белой бумажкой на груди с буквой N как в Nemec. Теперь за них взялись снова. «Целься им в лицо или в сиськи, так больнее всего!» — проорал ему кто-то на ухо. Это был его одноклассник, с которым в школе они сидели вместе за одной партой, он до сих пор живет в этом городе. При встрече они здороваются друг с другом, иногда перекидываются в картишки в ресторане гостиницы.

О прошлом они не говорят.

Кто-то подтолкнул его, всучил ему в руку булыжник. Бросай! Да бросай же, маленький друг немцев, не говоря уж о твоем папаше, в Праге подобных субчиков вешают на фонарных столбах, покажи, кто ты есть на самом деле!

Коллаборационисты. Вот слово, которое они выучили.

Дети тоже были на мосту. Много маленьких детей, которых матери брали с собой на работу, потому что их не на кого было оставить дома, ведь все немецкие заведения закрылись, едва закончилась война и нацистов изгнали из страны. Школы. Kindergarten[32].

— Вы видели Ахо Геллера? — спросила я. — Он был там, он рассказывал об этом, но о том, что было дальше, не хотел вспоминать.

— Нечего там вспоминать, — отрезал Ян Кахуда и отвернулся.

Нет, Ахо он не видел.

Но зато увидел Людвика. Как тот бегом примчался из города и понял, что его мать находится на мосту. Быть может, в этот самый момент она рухнула через перила в воду, и теперь ее тело плывет по реке среди других безжизненных тел. Людвик бежит туда, но Ян выбирается из толпы и бросается наперерез своему другу. Он заносит руку с камнем на тот случай, если кто-нибудь заметит их, но в их сторону никто не смотрит, стоит такой шум, воздух пронизан криками тех, кто убивает, и тех, кого убивают, даже птицы кричат, и даже небо кажется черным.

— Беги отсюда, — шепчет Ян Людвику, который упорно хочет прорваться к мосту. — Я размозжу тебе череп, если ты не убежишь и не спрячешься, — угрожает он наконец. — Скройся в туннеле, пока тебя не увидели.

Людвик был другом Ахо еще с немецкой начальной школы, но, сколько Ян себя помнил, играли они всегда втроем, еще с тех пор, когда были совсем желторотыми птенцами. Когда чехи и немцы перестали играть друг с другом, они прятались в туннеле.

Спускались вниз, один за другим, пока третий стоял на стреме.

Это Людвик нашел тот забытый проход в туннели под городом. Старый подвальный люк рядом с домом, где он жил, между лавкой скобяных товаров и книжным магазином, куда могло протиснуться только тощее мальчишеское тело. Людвик был смышленым малым, из него получился бы хороший изобретатель. Он плотно закрыл отверстие деревянной крышкой, в которой проделал дырку и привязал к ней веревку, так что снаружи люк выглядел заколоченным наглухо. Друзья же просто отодвигали крышку и ставили ее на место, когда забирались внутрь.

— Я искал его, всматривался в лица тех стариков, что приезжали сюда на красивых автомобилях, гуляли по округе, фотографировали дома, клали цветы на могилы… Я верил, что ему удалось сбежать. Куда-нибудь. В лес, через горы, в Америку.

Запах алкоголя стал сильнее, прорвавшись сквозь оборонные рубежи. Из носа немного вытекло, Ян Кахуда вытер его рукавом.

С моста толпа — разгоряченная, орущая — направилась в город. Выгоняли немцев из домов и сгоняли их всех на площадь, выбрасывали их имущество.

— И круша витрину книжной лавки, — добавила я. — Кто-то решил поджечь немецкие книги.

Ян Кахуда поднял голову и уставился на меня.

— Вы знаете об этом?

— Мне рассказали об этом в книжном магазине.

— Горело так, что к люку невозможно было приблизиться. Даже на следующий день огонь все еще пылал, было полно обуглившегося хлама. Туда несколько дней нельзя было пробраться.

— Или выбраться.

Ян Кахуда сцепил пальцы. Все эти годы он был уверен, что Людвик спустился вниз и проделал весь путь по туннелю до самой усадьбы, где Ахо помог ему выбраться наружу и сбежать через лес.

Сам Ян больше никогда не пытался спуститься вниз в туннель, что ему там было делать, одному-то? Отверстие люка постепенно исчезло под асфальтом.

— Но он так и не выбрался, — сказала я. — Юлия Геллер замуровала дверь в подвал.

— Я не знал об этом, — простонал он, ломая руки. — Зачем она это сделала? Я больше никогда не встречал Ахо, ни после того вечера, ни потом, когда их депортировали из страны. Ей-богу, я не знал!

— Думаю, так она хотела сберечь вино. — Я несколько раз перечитывала те строчки из рассказа Ахо, пока поезд тащился через Центральную Европу. — Ведь она хотела быть уверенной, что, когда Йоханн вернется домой, все останется в целости и сохранности, вино и ценные вещи. Юлия Геллер верила, что однажды они смогут вернуться. Она сказала Ахо, что они отправятся в Вену.

— В Вену, — повторил Ян Кахуда.

Из подслушанных тайком радиопередач они узнали, что Вена превратится в раскаленные добела каменные руины с летающим вокруг человеческим пеплом. Бомбер Харрис, тот, что сбросил бомбы на Дрезден, пообещал, что лично позаботится об этом.

Этого не случилось, но народ все равно голодал, даже в Вене.