Тонкая работа

— Уверена, вы мне понравитесь, мисс.

Потом я вспомнила, чему меня учили на Лэнт-стрит, схватила обеими руками юбку и склонилась в глубоком поклоне. А когда я встала, она улыбалась, затем подошла ко мне и взяла мои руки в свои.

И только потом обратилась к миссис Стайлз, все это время стоявшей у двери.

— Можете идти, миссис Стайлз, — вежливо попросила она. — Но вы ведь будете добры к мисс Смит, я знаю.

И посмотрела мне в глаза.

— Вы слышали, наверное, что я тоже сирота, Сьюзен. Меня привезли в «Терновник» в раннем детстве, я была еще очень мала, очень, и не было никого, кто бы позаботился обо мне. Не могу выразить словами, как миссис Стайлз отнеслась ко мне, только благодаря ей я узнала, какова бывает материнская любовь.

Она улыбнулась. Миссис Стайлз не смела поднять глаз, но краска залила ее лицо, а ресницы дрогнули. Мне лично было бы трудно представить ее в роли матери, но случается, что слуги порой питают нежные чувства к своим работодателям, собаки ведь привязываются к своим хозяевам. Это я вам точно говорю.

В общем, она захлопала ресницами и сделала смущенное лицо, а потом покинула нас. Мод снова улыбнулась и повела меня к одному из диванов, с высокой жесткой спинкой, стоявшему рядом с камином. Села рядом со мной. Стала расспрашивать о том, как я добралась.

— Мы уж думали, вы заблудились! — сказала она.

И о комнате: понравилась ли мне постель, понравился ли завтрак. И потом:

— Неужели вы и впрямь приехали из Лондона?

С тех пор как я покинула Лэнт-стрит, все только и задают этот вопрос, как сговорились. Да откуда еще я могла взяться! И теперь вот опять, только на этот раз знакомые слова прозвучали чуть по-другому: не по-деревенски, с придыханием, а с жадным девичьим любопытством — как будто Лондон был ей очень дорог и ей не терпелось о нем услышать.

Разумеется, я думала, что знаю причину такого любопытства.

Потом она рассказала мне, каковы будут мои обязанности в качестве горничной: главное, как я и предполагала, — сидеть с ней и скрашивать ее одиночество, а также гулять с ней по парку и заботиться о ее гардеробе.

Она потупилась:

— Вы скоро заметите, что мы здесь, в «Терновнике», мало следим за модой. Думаю, это не столь важно, поскольку гости у нас редки. Мой дядя требует лишь, чтобы я была аккуратной. Но вы, конечно, в Лондоне привыкли к роскоши.

Я вспомнила о кудряшках Неженки, о Джоновой собачьей шубейке.

— Как не привыкнуть, — сказала я.

— А ваша прежняя госпожа, — продолжала она, — она, наверное, была модной дамой? Думаю, ей было бы смешно глядеть на меня!

При этих словах она покраснела пуще прежнего и снова отвела взгляд. И снова я подумала: «И впрямь дитя!» Но сказала лишь, что леди Алиса — так звали хозяйку, которую мне придумал Джентльмен, — была слишком добра, чтобы смеяться над кем бы то ни было, и, кроме того, прекрасно знала, что роскошная одежда ровно ничего не значит, поскольку судят не по ней, а по человеку, который ее носит. В общем и целом мне показалось, что я правильно сделала, что так ответила, потому что она посмотрела на меня каким-то новым взглядом, перестала краснеть и снова взяла меня за руку:

— Мне кажется, вы добрая девушка, Сьюзен.

— Леди Алиса тоже так говорила, мисс, — ответила я.

Тут я вспомнила про рекомендательное письмо, которое написал для меня Джентльмен, и решила, что сейчас самое время его показать. Я достала письмо из кармана и вручила ей. Она сломала печать и пошла к окну, где посветлее. Долго стояла, вчитываясь в витиеватый почерк, один раз искоса посмотрела на меня, и сердце мое часто забилось: а вдруг она заметила какую-нибудь несообразность? Но нет, все в порядке: рука ее, сжимавшая письмо, дрогнула — значит, в рекомендательных письмах она разбирается не лучше меня и только обдумывает, что бы такое сказать подобающее.

И вдруг я устыдилась собственных мыслей: она же сирота.

— Хорошо, — сказала она, складывая бумажку в несколько раз и засовывая себе в карман. — Леди Алиса действительно весьма лестно о вас отзывается. Должно быть, вы жалеете, что пришлось оставить такой дом....

— Очень жалею, мисс, — поспешила я заверить. — Но, понимаете ли, леди Алиса теперь в Индии. И там слишком жаркое солнце, я бы сразу обгорела.

Улыбка тронула ее губы.

— Вы не любите солнца? К нам в «Терновник» оно почти не заглядывает. Дядя говорит, от яркого света печать выцветает.

Она широко улыбнулась, показав ряд очень маленьких и удивительно белых зубов. Я тоже улыбнулась из приличия, но рта не открывала — потому что зубы мои, теперь пожелтевшие, даже и в то время белизной не отличались, и я ей тогда позавидовала черной завистью.

Она спросила:

— Вы знаете, Сьюзен, что дядя у меня — ученый?

— Я слышала, мисс, — ответила я.

— Он собрал большую библиотеку. В своем роде самую большую библиотеку в Англии. Надеюсь, скоро вы сами ее увидите.

— Думаю, мисс, это будет потрясно.

Она снова улыбнулась:

— Вы, конечно, любите читать?

Я поперхнулась.

— Вы сказали «читать», мисс?

Она кивнула и стала ждать ответа.