Тонкая работа

— У меня нет глаз. Откуда? Вы отняли их у меня.

Он щиплет меня за веко.

— Да разлепите вы глаза, черт побери! — говорит. — Так-то лучше. Ну а теперь вам еще кое-что предстоит узнать — самую малость, а потом спите себе спокойно. Слушайте меня. Слушайте! Не спрашивайте чем — я отрежу ваши чертовы уши, только задайте такой вопрос. Так. Теперь я вижу, что вы слушаете. А чувствовать способны? — И бьет меня наотмашь. — Очень хорошо.

Но удар его не так силен, каким мог бы быть: миссис Саксби успела перехватить его руку.

— Джентльмен! — говорит она, и лицо ее делается суровым. — Это лишнее. Никто вас не просил. Успокойтесь, ладно? Вы, небось, ушибли ее. О, моя милая...

Она дотрагивается до моего лица.

Ричард кривится.

— Пусть скажет спасибо, что я целых три месяца сдерживался. — Он выпрямляется и откидывает со лба волосы. — А мог бы и не так ударить. И пусть знает, что, если понадобится, я ей еще врежу! Слышите меня, Мод? Вы помните, в «Терновнике» я был джентльменом. А теперь могу и отдохнуть, здесь галантность не требуется. Поняли?

Я прижимаю ладонь к щеке, смотрю ему в глаза и молчу. Миссис Саксби заламывает руки. Он вынимает из-за уха сигарету, сует в рот, ищет спичку.

— Продолжайте, миссис Саксби, — говорит он. — Расскажите ей все остальное. А что касается вас, Мод, — слушайте внимательно, и вы поймете наконец, зачем вы жили так, как жили.

— Я не жила, — шепчу я в ответ. — Вы же сами сказали, что я вымысел, сказка.

— Ну, — он нашел спичку и чиркает, зажигает, — у всякой сказки есть конец. Послушайте, чем кончается ваша.

— Она уже кончилась, — отвечаю я.

Но его слова меня насторожили. Голова у меня плохо соображает от бренди, от лекарства, к тому же пережитое потрясение сказывается, но все же хоть и с трудом, но я понимаю, что сейчас могу услышать нечто страшное — про то, зачем они меня сюда затащили и что намерены со мной делать...

Миссис Саксби видит, что я заинтересовалась, и кивает.

— Теперь начинаете понимать, — говорит она. — Теперь видите, что к чему. Я сберегла дочку той дамы, но что еще лучше — дама дала мне слово. В этом-то все и дело, разумеется. Уговор дороже денег, верно? — Она улыбается, утирает нос. Потом наклоняется ко мне. — Хотите посмотреть? — говорит, но уже другим голосом. — Хотите поглядеть на ее письмо?

Она ждет. Я не отвечаю, но она, опять улыбнувшись, отходит от меня, глядит на Ричарда, потом поворачивается к нему спиной и быстро расстегивает пуговицы на своем платье. Похрустывает тафта. Наполовину расстегнув корсаж, она запускает руку — мне кажется, в самое нутро, в самое сердце — и вытаскивает оттуда сложенную в несколько раз бумажку.

— У самого сердца хранила, — говорит она, протягивая мне письмо. — Столько лет! Дороже золота оно мне было. Вот, прочтите-ка.

На сложенном в виде письма листке надпись: «Открыть в осьмнадцатый день рождения моей дочери, Сьюзен Лилли». При виде этого имени я вздрагиваю и тяну руку к письму, но она ревниво оберегает его и, совсем как мой дядя — хотя нет, какой он мне дядя! — показывавший мне старинную книгу, не отдает мне в руки, однако потрогать разрешает. Бумага еще теплая — нагрелась за пазухой. Чернила коричневые, на сгибах бумага потерлась, буквы выцвели. Печать цела, не сломана. Это инициалы моей матери — то есть матери Сью, а не моей — «М. Л.».

— Видите, дитя мое? — говорит миссис Саксби.

Бумага дрожит в ее руке. Она, словно скупой сокровище, подносит письмо к глазам, любуется, целует и возвращает на прежнее место, под корсаж. Застегнувшись, снова глядит на Ричарда. Он внимательно следил за происходящим, но отмалчивается.

Вместо него говорю я.

— Она это написала. — Голос у меня сиплый, я как в полусне.— Она это написала. И ее забрали. Что дальше?

Миссис Саксби поворачивается ко мне. Платье ее снова застегнуто, оно идеально гладкое, но рука лежит у корсажа, как будто придерживает письмо.

— С кем, с дамой? — переспрашивает она рассеянно.— Дама умерла, милочка. — И, шмыгнув носом, продолжает: — Она протянула еще месяц. Кто бы мог подумать? Этот месяц все нам испортил. Потому что папаша с братцем заставили ее переписать завещание. Ну, можно представить, в каком духе. Ни пенни не достанется дочери — то есть вам, милая девочка, — до тex пор, пока она не выйдет замуж. Вот они, благородные-то господа, видите какие? Она прислала мне весточку, с сестрой-сиделкой. К тому времени ее упекли в сумасшедший дом, ну и вас заодно — ну, в общем, это ее и доконало вскорости. Теперь остается только гадать, как все может обернуться, писала мне она, но она верит в мою порядочность. Бедная девочка! — Похоже, она и вправду жалеет ту женщину. — Это была ее ошибка.

Ричард усмехается. Миссис Саксби облизывает губы, глядит с хитрецой.

— А что до меня, — говорит она, — ну так я с самого начала знала, что тут и гадать нечего: надо прибрать к рукам все ее состояние, а не половинку. Вот тогда я скажу, что не зря восемнадцать лет голову ломала, все прикидывала. Я так часто о вас думала...

— Я не просила думать. И теперь не прошу.