Я нажимал кнопку дверного звонка, наверно, целую вечность. Я уже отчаялся застать дома кого-нибудь из Лыковых, хотя точно помнил, что свет в их окнах горел. Наконец, замок щелкнул. В проеме двери появилось заспанное лицо Олеси. Затем лицо стало удивленным, а дверь открылась шире. Олеся была в распахнутом домашнем халате, из-под которого виднелись плотные черные бриджи и футболка с большим вырезом на груди.
Такой я нашу воспитательницу еще не видал.
– Ой, Антон, привет. – Она провела ладонью по глазам. – Ты что-то без звонка… а я тут задремала маленько.
Что-то случи…
Я не дал ей договорить, решительно пересек порог.
– Телефон, – выдавил я.
К счастью, Олеся не принадлежала к числу кумушек, способных лишь причитать, когда требуются решительные действия. Ни слова не говоря, она побежала в конец коридора, взяла с полки трубку, принесла мне. Пока я набирал номер, она отошла к двери гостиной, запахнула халат и испуганно глазела то на меня, то на Томку, прижавшуюся к моей ноге.
Настоящая боевая подруга.
– Алло! – воскликнул я, когда абонент ответил. – Петя, что это было?!
Петр только шумно выдохнул:
– Похоже, я опоздал. Ты в порядке?
– В относительном. И очень зол. Рассказывай.
– В общем, взломали нас грубо и примитивно. С той самой флешки, которую ты принес. Меня провели как лоха. – Он хмыкнул. – Точнее, нас обоих. – Цель?
– Наша внутренняя информация. Адреса, телефоны сотрудников, клиентская база. Я думаю, раз ты запретил ему звонить по телефону и обложил номера, он решил закинуть трояна через тебя и перекачал нужную инфу. Ты хорошо за ним присматривал? У него точно один компьютер?
Я вспомнил о планшетнике, с которым Сергей сидел на балконе. Пока я спал, он мог проделать кучу самых разных вещей, в том числе направить по моему адресу громил. Только зачем же так сложно?!
Петя услышал мой стон и сумел правильно его трактовать.
– Глупый мальчишка. Что делаем, Антон?
– Набери Лестрейда. Я ничего сейчас не могу, у меня села трубка, а зарядник всю ночь буду искать. Выдерни его, забей стрелку в офисе, скажи, что я на коленях умолял. И пришли машину ко мне домой, вот хоть Матвея.
– Матвей заартачится. Рабочий день уже того…
Я стиснул трубку в кулаке и едва не закричал, лишь в последний момент снизив интонацию до приглушенного рычания.
– Вот когда
– Пока всё.
Он отключился, не став тратить время на досужие разговоры. Я протянул трубку Олесе. Она приняла ее с раскрытым ртом.
– Простудишься, – сказал я. – Возьмешь Томку на ночь?
Олеся лишь развела руками. У меня не было сил угадывать ее настроение.
– Пап, я с тобой!
На этот раз дочь не капризничала. Она действительно испугалась и не хотела отпускать меня ни на шаг.
Чудны дела твои, Господи: мы трясемся за детей, они – дрожат за родителей. За себя самого никто не переживает.
Очень странный инстинкт самосохранения.
Я присел на корточки, взял ее ладошки в свои.
– Милая. Все уже прошло. Мне нужно очень много поработать сегодня, чтобы найти Сережу, но я не могу брать тебя с собой.
Томка плакала. Беззвучно. Поджав дрожащие губки. У меня разрывалось сердце. – Томыч, ты же у меня боец. Боец? – Да, пап…
– Вот и умничка. Олеся Петровна за тобой присмотрит, уложит тебя спать, а утром возьмет в садик.
Олеся в подтверждение этих слов погладила Тамару по волосам и сказала:
– Пойдем, солнышко. Я заварю тебе чаю с ягодами.
– Пап!
В груди у меня что-то ухнуло. Я притянул дочку к себе, горячо поцеловал в щеку.
– Я самый сильный, крепкий и живучий папа в мире. Веришь?
Да.
– Тогда ложись спать и ничего не бойся. Я скоро приеду.
Я поднялся. Смахнул слезу. Олеся кивнула, прижала к себе Томку.
– Заприте дверь за мной и никому не открывайте.
– Угу. Тебе нужно сделать рентген, левая сторона опухает…
Я приложил руку к лицу. Действительно, противоестественный нарост.
– Утром сделаю.
Когда я спускался по лестнице, она бросила мне в спину:
– Смени работу, пока не поздно.
Я вышел на улицу. Уже стемнело, двор почти обезлюдел. Сосед по подъезду выгуливал маленькую белую собачку. За столиком на детской площадке веселилась компания молодых людей. Стол украшала целая батарея пивных бутылок. Вокруг фонаря над крыльцом кружила мошкара.
Я обхватил лицо руками. Топнул ногой. Потом другой. Отчаянно затопал обеими по очереди. У меня началась истерика.
– Мать! Мать! Мать!..
Я с разбегу пнул пустую пластиковую бутылку, валявшуюся на асфальте. Она угодила в чужой красный пежо. Сигнализация, к счастью, не сработала, но на эмали могли остаться царапины. Черт с ними, разберемся утром. Хозяйку авто я знал лично. Угощу ее обедом.
Зато мне стало чуть легче. Лишь чуть-чуть.
Я больше не мог подвергать дочь опасности. Уже второй раз за месяц она становится полноценным участником боевых действий. Впору делать ее штатным сотрудником детективного агентства «Данилов».
О смене рода деятельности речь не идет. Но как мне быть? В каких условиях пройдет ее детство? И чем я за это заплачу?
В общем, папочка в ярости. В очень большой, мать вашу, ярости.
27