Томас

Вышли из авто, смешались в толпе. Смех, гул, разноязыкие приветствия и объятия давних знакомых, поцелуи, блеск бриллиантов, щелчки портсигаров и табачный дым в небеса.

Когда гости скрылись во Дворце, наконец, прибыл хранитель традиций. Его явлению можно посвятит целую главу. Эта ещё передвигающаяся по земле древняя мумия прикатила в карете запряженной шестеркой белых лошадей да с грумами — рослыми рязанскими парнями на запятках, одетых в расшитые золотом камзолы, шляпы треуголки, белые чулки, туфли с золотыми пряжками. Карета хранителя подъехала с визгом, криком, лошадиным ржанием, цокотом подков и гроздями искр. Заявилась мумия в Городок не одна, а с Великим Князем Московским.

Подъехала карета к лестнице Дворца, дверка открылась, ступенька выпрыгнула. Вышли гоголями — оба хороши. Во фраках, в белых перчатках, с цилиндрами на головах. Лаковые туфли. С тросточками. У старика набалдашник из бивня мамонта, ручка трости Московского Князя вырезана из клыка моржа.

Должно сказать, хранитель за последние сто лет заметно сдал. Закисшие глазки слезятся, слюнявые губки дрожат, щеки обвисли, пигментные пятна на руках, лице и шее таких размеров, словно материки на карте. Одно радует -золотая цепь с бляхой на месте и спину старикан ещё держит, острыми плечиками играет. Великий Князь Московский рядом с ещё живой мумией смотрится мальчиком. Лет под шестьдесят, высокий, сухенький, с водянистыми ничего не выражающими глазками, с висящим на цепочке моноклем и бородкой клинышком.

Ничего серьезного...

На первый взгляд.

Гостей дорогих встречает сам Петр Алексеевич при параде: фрак, цилиндр, белоснежная хризантема в петлице, в руках тросточка.

— Здравствуйте, Князь, — проскрипел хранитель, касаясь пальцами загнутых полей своего цилиндра. — Вижу, подготовились... В мажордомы метите?

— Что вы? — ответил Князь Киевский учтиво. — С радостью передаю в ваши великоуважаемые руки таинство церемонии и, дабы не смущать своим присутствием хранителя древних традиций, удаляюсь.

Старик, хмыкнув, отдельно кивнул Кропоткину и Великому Князю Московскому.

— Я не прощаюсь. Думаю после церемонии, в независимости от того, кто выиграет, мы с вами ещё встретимся?

— Несомненно, — ответил Князь Киевский. — Когда-нибудь встретимся.

Петр Алексеевич провел старика взглядом, пока тот тяжело поднимался по лестнице. Только когда «рептилия» вошла во Дворец, развернулся к Великому Князю Московскому.

— Не думал, что вам так повезет.

— Не говорите, Петр Лексеич. Прямо как утопленнику.

— Здравствуйте, Григорий Ефимович, — Кропоткин протянул руку.

— Рад видеть, — ответил москвич, снимая перчатку и крепко отвечая на рукопожатие.

— Где вы его найти изволили?

— После вашей депеши послал ребят вызнать, в каком месте этот любитель эфебов живет. Так они в Таиланде себе гарем завели. Мы его под трясущиеся рученьки и в Угловую. Потом — на вертолет и сюда не мешкая...

— Век буду благодарен.

— Пустое. Сегодня я вас, завтра вы меня. По-соседски. Если мы не будем друг друга выручать, то кто поможет?

— И то верно.

— За карету отдельное спасибо — угодили старичку. Не пристало хранителю подъезжать к Дворцу на авто. Кстати, они про вас спрашивали. Не в лестных тонах изъяснялись. Я думаю, с чего бы это? Обычно нас хают, а тут Тишайший Князь Киевский в опалу угодил.

— Потому что Тишайший.

— Не, Петр Лексеич, думаю, причина в другом, — возразил Великий Князь Московский, улыбнувшись. — Ничего, пусть побегают, посуетятся, а то мир вперед летит, каждый день новые открытия рождаются, только вот мы, грешные, не поспеваем, всё ленимся, прошлым живем.

— Ну, это не про вас... Скорее, про мою дедину.

— Не прибедняйтесь. Всему свое время.

— Согласен, Григорий Ефимович. Всему свое время.

Петр Алексеевич достал из жилета луковицу часов на цепочке. Открыл крышку.

— Что, оставляете одного? — спросил Великий Князь Московский, снимая пылинку с фрака Кропоткина.

— Я свое дело сделал, теперь могу и отдохнуть. Всё равно от меня уже ничего не зависит.

— А банкет? Неужели мне придется самому отдуваться?

— Увольте, Князь. Этой публике не до сантиментов — всё сожрут и вам не оставят.

— Заметил. Стариков задвинули. Думают легкое это дело — править... А всё же остались бы, с вами веселее.

— Не могу — дела. Взвалил на себя заботу о воспитании одной грешной души — не в силах отказать.

— Победи в малом и покоришь весь мир?

— Истинно так, — сказал Петр Алексеевич, кланяясь. — Мог бы отказаться, да некому под руку сказать: «Pietro, lascia de donne e studia la matematica[1]».

Доля секунды понадобилась Григорию Ефимовичу, чтобы докопаться до смысла сей аллюзии, а когда шарада была разгадана, Князья посмотрели друг на друга и рассмеялись. Правда, тут же замолчали, оглянулись по сторонам — заметил ли кто? Было бы совершенно не charmant так демонстрировать свое неуважение к гостям, но площадь перед Дворцом уже опустела — Князья и их подруги занимали свои места, готовясь к премьере века. Свидетелями были только стоявшие навытяжку у дверей военные в мундирах дивизии «Шарлемань».