Выделив два типа движения, Пейн дошел до логического конца своих противоречивых рассуждений. Если одни формы материи способны превращаться в другие, то речь идет, следовательно, о самодвижении материи, т. е. о том, что «активность есть существенное свойство материи», как писал последовательный в этом вопросе материалист Толанд. Но для Пейна в его метафизических построениях существеннее то, что естественным состоянием материи является покой. Поэтому движение в конце концов понимается упрощенно, всего лишь как перемещение, и тогда источником его остается признать лишь активность внешней силы. Но это уже уступка религии, и в этом сущность деизма. Впрочем, в системе, построенной Пейном, роль бога крайне ограничена, она сводится к первотолчку. Мысли Пейна о деизме, как верно заметил прогрессивный американский историк Дж. Аллен, близки к высказыванию Дидро, согласно которому деизм выдал богу паспорт и проводил его до границы (см. 44, стр. 20).
Но рассуждения Пейна весьма уязвимы. Иногда у него проскальзывают сомнения, которые делают его утверждения малоубедительными. «Недостижимо и трудно для человека понять, что такое первопричина, — писал Пейн, — он верит в нее, ибо не верить в нее вдесятеро труднее. Неописуемо трудно понять, что пространство не имеет конца, но еще труднее понять его конечность. Выше сил человека постичь вечную протяженность времени, но еще невозможнее представить время, когда не будет времени» (18, стр. 265). И снова явное противоречие. Не верить в первопричину, т. е. в бога, вдесятеро труднее, чем верить в нее. Но все же, как видно, можно и не верить в нее?! И что же такое эта вера в отсутствие первопричины, как не атеизм! Значит, не только деизм, но и атеизм имеет право на существование и может быть обоснован!
В заключение разбора деистических представлений Пейна приведем слова Б. Э. Быховского, с которыми нельзя не согласиться: «… деистическая пленка, обволакивающая его [Пейна] материализм, очень тонка и непрочна… Проблема конечного и бесконечного и понятие самопричины служат камнями преткновения для его метафизического материализма» (24, стр. 460).
Для характеристики мировоззрения Пейна необходимо выяснить его действительное отношение к одному из самых основных догматов большинства религий — о бессмертии души и загробном мире. Это важно потому, что обычно буржуазные историки философии, изображая Пейна верующим в бессмертие, ссылаются на его слова из «Века разума»: «Я… надеюсь на счастье за пределами земной жизни» (18, стр. 247). Преклонение Пейна перед фактами как основой подлинных знаний, науки, все его учение, отрицающее религиозные верования, говорят о том, что слово «надеюсь» в приведенной выше цитате не случайно. Он «надеется», но не «знает»! Между тем сам он всегда призывает «знать», а не «верить» и «надеяться». Между пониманием бессмертия Пейном и церковниками— глубочайшее различие. Пейн писал: «Чтобы поверить в бессмертие, я должен иметь более возвышенную идею, чем та, что содержится в этой мрачной доктрине воскресения» (18, стр. 366–367). Но именно эта доктрина является краеугольным камнем всего христианства. Отрицание чудесного воскресения Иисуса Христа лишает всю эту религиозную систему ее основы.
К изложению своих представлений о бессмертии Пейн еще раз обратился почти через полтора десятилетия после выхода «Века разума». Незадолго до смерти, в 1807 г., он опубликовал «Проверку пророчеств» и в приложении к ней — «Мои частные мысли о будущем существовании». Эта работа была написана, по-видимому, задолго до того и предназначалась как материал для третьей части «Века разума», от публикации которой Джефферсон предлагал Пейну отказаться, чтобы уберечь его от еще больших нападок со стороны реакционных элементов, вызванных изданием первой и второй частей «Века разума».
Пейн снова повторял, что надежда на счастье в будущем существовании удобна ему и он не собирается отказываться от нее. Она вполне соответствует его представлению о справедливости деистического бога и разума, которым этот бог наделил людей. Здесь выступают такие атрибуты бога деистов, как справедливость и благость, и поэтому Пейн полагается на бога. Это необходимо ему, чтобы выступить против той религиозной морали, которая изложена, в частности, в христианском поучении о судном дне, когда человечество, согласно божественному предопределению, поделенное на праведных и неправедных, услышит свой приговор. Пейн выдвигает свою «естественную мораль». Тот, кто всю жизнь посвятил «деланию добра», кто старался сделать своих ближних смертных счастливыми, тот будет счастлив и после смерти.