А когда и в Тюрингии разгорелся бунт, ему пришлось совсем туго. В Нордхаузене его осыпали градом угроз. Он все чаще ловил взгляды, полные ненависти и презрения. Рудокопы наговорили ему такого, что он решил тут же уезжать. Пусть, мол, доктор Люгнер у себя в Виттенберге проповедует свое обгаженное смирение. Здесь больше дураков нет. Все знают, что над народом властвовать должен один бог. И пусть новый папа подобру-поздорову уносит ноги, пока с ним не обошлись, как с пойманным лисом!
Доктор Мартин не находил себе места от ярости. Мюнцер! На каждом шагу Мюнцер! Он своим учением развратил всех этих людей, отравил их души, подбил на непокорность. Они до мозга костей прониклись мюнцеровым духом. Чего же тогда от них ждать? Их надо давить немедленно и беспощадно!
Его поражала нерешительность князей. Можно понять курфюрста: он при смерти. Но что думают другие, здоровые и полные сил? Ослепли они, или у них в жилах не кровь, а вода? Если они будут слишком долго готовиться, они опоздают, и им, побежденным, самим придется просить милости. Какие сейчас могут быть уговоры: карать и карать, пока не поздно!
Огонь возмущения подбирался все ближе. Лютер спешно выехал из Эйслебена. Все время у него из головы не выходил последний разговор с Рюхелем, его другом и свояком, советником графа Альбрехта Мансфельдского. При расставании Рюхель сказал ему, что Альбрехт еще боится прибегать к крутым мерам. Поразительная слепота! Нет, он, Лютер, не может так этого оставить! Он должен вмешаться.
По дороге ему то и дело попадались крестьяне. Оживленно разговаривая, они куда-то шли. Многие прихватили с собой оружие. Лютер из своей повозки видел их лица. Он окончательно потерял покой. На первой же остановке, когда кучер поил лошадей, Лютер взялся за перо. Он напомнил Рюхелю об их разговоре и просил, чтобы тот всеми силами призывал графа быть твердым. Он опять писал об обязанностях правителя.
Ни в коем случае, предупреждал Лютер, нельзя верить крестьянам, когда они говорят, что не хотят никому зла. Чертовы штучки! Зачем тогда они собираются в шайки и настаивают, чтобы согласились с их требованиями? Им нельзя ни в чем уступать. Мужики походят на того разбойника с большой дороги, который сказал вознице: «Я тебе ничего не сделаю плохого, только отдай мне все, что имеешь, и поезжай, куда я хочу, или же прощайся с жизнью!»
Пусть ему, Лютеру, сто раз отрубят голову — он не признает их правыми и не одобрит того, что они делают. Крестьяне настроены по-мюнцеровски. Поэтому власти должны со спокойной совестью, без всяких колебаний карать их мечом!
Альбрехта Мансфельдского наставляли, подталкивали, раззадоривали вовсю. Он решил, наконец, проявить твердость и повел своих рейтар в поход. Он напал на крестьян, шедших к Франкенхаузену. Десятки убитых мужиков остались в поле. Деревню, лежавшую рядом, Альбрехт спалил. Он действовал, как учит доктор Мартин, в полном соответствии с волей господней. Бог и вручил рыцарю меч для того, чтобы бить им по непокорной мужицкой вые.
Альштедт опустел. Осунувшийся и постаревший бродил по своему замку шоссер Цейс. Беспомощность сковала его. Кругом все рушилось: мир, порядок, привычные представления о праве, о собственности, о долге, о власти. По проселкам двигались отряды восставших. Горели монастыри. Страшная вещь — никто не поднимает своего меча против этого, а столько в стране князей! Страх и растерянность царят повсюду. Многие города охвачены бунтом. Должностных лиц осаждают в их домах и грозятся убить. Дворяне скрываются, прячутся или, того хуже, опасаясь за свои поместья, величают крестьян братьями. Одного графа схватили на дороге. Перепуганный насмерть, он не помнил, как слез с лошади. Его заставили сесть на камень и подписать клятвенное обещание действовать с крестьянами заодно. Другой граф одолжил бунтовщикам пушку и дал провиант. Восстание ширится с каждым днем, и вот уже по всей Тюрингии народ поднимается против властей. Что-то будет дальше?
Цейс писал курфюрсту письма, полные тревоги. Альштедт объят мятежным духом. Замок укреплен очень плохо, кнехты ненадежны. Пусть курфюрст пришлет сюда более подходящего человека. Он, шоссер, не в силах что-либо сделать. Ночью половина альштедтцев убежала из города. Тем, кто оставался, пригрозили, что их, вернувшись, перебьют. И сейчас в Альштедте мужчин нет, кроме дюжины больных и слишком дряхлых. Все ушли к Мюнцеру. Окрестные деревни тоже обезлюдели, мужики последовали за подстрекателями. Лютер в мансфельдских землях, но от его увещаний мало толку. Его не хотят слушать. Рудокопы собираются в шайки. Крестьяне под Франкенхаузеном не противятся переговорам, с ними можно было бы поладить. Особенно опасен Мюнцер со своим мюльхаузенским отрядом.
Письмо за письмом слал шоссер своему повелителю. Но ответа на них не получил: Фридрих, курфюрст Саксонии, был уже мертв.
В эти дни смятения и тревоги Цейс постоянно вспоминал Мюнцера. Все чаще шоссером овладевала мысль о неминуемой победе крестьян. Видно, ни-кто из правителей и впрямь не удержится у власти, все будут повержены в прах.