Мюнцер часто говорит об «истинном Евангелии», «о духе святом», но в его устах эти слова звучат совершенно иначе, чем в устах попов. «Дух святой»— это стремление человека к общей пользе, способность ради общей пользы отказаться от всех личных, эгоистических побуждений и поступков. «Жить по-евангельски» — значит осуществлять принцип общей пользы. Иноверцы, турки или евреи, страдающие от своих господ, могут обладать «Христовым духом», а епископ, пьющий кровь своих мужиков, наверняка его лишен. Люди, по мысли Мюнцера, делятся на «избранных», или «праведных», и «отверженных», или «нечестивых». Не бог предопределяет судьбу человека — от самого него, от его дел и устремлений зависит, быть ли ему «избранным» или «отверженным»[2]. Нет, не надо ждать Страшного суда, чтобы определить, кто праведен, а кто нечестив. «Избранный» не похваляется своей безгрешностью, но он обладает «страхом божьим» — совесть не позволяет ему творить зло. А у «отверженного» совесть спит: он, не думал о других, своекорыстно стремится ухватить побольше различных мирских благ — этим-то он и выдает себя. Поэтому все угнетатели, какую бы личину они пи напяливали, нечестивы!
«Избранные» подчиняют свои поступки и помыслы борьбе за установление на земле «царства божьего», такого уклада жизни, когда народ осуществляет власть, а все блага становятся общими. Каждый по потребности получает все от общины.
Столетиями люди мечтали о царстве божьем на земле, о равенстве, об общности имуществ. Церковь беспощадно преследовала еретиков, но мысли этой так и не могла подавить. Тысячи людей в разные времена спорили, как достичь торжества справедливости. Но даже среди тех, кто этого искренне желал, было множество разногласий. Общность имущества? Прекрасная идея! Но разве ее осуществишь — дух себялюбия заложен в человеке от рождения. Разве можно изменить природу людей?
Жалкие сомнения маловеров! Да, сейчас каждый норовит тянуть в свою сторону, ибо народ еще темен. Но как только воссияет в сердцах человеческих настоящая вера, все преграды падут. В самих себе сперва подавить дьявола? Едва люди станут иными, исчезнет и царство зла? Веками людей убеждали в спасительности этого пути! А что изменилось? Он, Мюнцер, прекрасно понимает, что полное осуществление идеалов царства божьего на земле будет возможно только тогда, когда люди действительно станут иными. Но поднять человека до степени определенного внутреннего совершенства удастся лишь в том случае, если этому не будут препятствовать тираны, по воле которых народ пребывает в невежестве и в нужде. Вечная забота о куске хлеба и обязанность набивать горло прожорливым господам мешает беднякам постигать слово правды. Поэтому прежде всего необходимо освободить народ. Чем скорее крестьяне и ремесленный люд избавятся от господского гнета, тем успешней пойдет борьба за установление на земле царства справедливости.
В начале 1520 года по всей Германии разнеслась новость: Лютер бежал в Чехию! Томас воспринял это известие с восторгом. Мартин нашел в себе силы отбросить колебания. Лютер, с опаской похваливший Гуса, теперь смело, не оглядываясь на князей, встал на путь борьбы!
Но радость продолжалась недолго. Вскоре выяснилось, что доктор Мартин, как и прежде, живет в Виттенберге и внимательно прислушивается к курфюрсту. Доктор Мартин, верно, не такой человек, чтобы идти на опасную связь с еретиками чехами.
Видеть в потомках таборитов своих братьев и. союзников могут только те немцы, которые действительно хотят настоящих перемен,
Мюнцер стал серьезно подумывать о поездке в Прагу.
Он жил очень скромно. Привыкший со студенческих лет считать каждый грош, Томас, когда у него и бывали деньги, тратил на себя мало. Он довольствовался самой простой пищей и не думал о новой одежде. Бумага была дорога. Он писал на четвертушках, на обратной стороне полученных писем, на счетах — везде, где оставалось чистое место, между строк и на полях. Он таскал в дорожном мешке кучу разных записок часто только из-за того, что их можно было использовать для черновиков.
У него была страсть, которая делала его безрассудно расточительным, — страсть к приобретению книг. Здесь он не знал никакой меры. Он был знаком со множеством издателей и книготорговцев, от спесивых лейпцигских воротил до простых книгонош, торгующих по деревням лубочными листками.
На книги он тратил больше, чем позволяли средства, и постоянно был должен торговцам. Часто проходили долгие месяцы, пока он находил возможность расплатиться. Нередкие в его жизни периоды полного безденежья удручали Томаса особенно тем, что лишали его радости покупать новые издания. Он был неистовым библиофилом: случалось, что он заказывал два экземпляра одной и той же книги.
Круг его интересов был очень широк. Он старался не пропустить ни одной новинки: покупал все работы Лютера, Карлштадта, Меланхтона, книги античных писателей и произведения гуманистов. Он приобрел новое роскошное издание отцов церкви и фривольную книжку Апулея.