Мюнцера попытались обвинить в ереси, — это был наиболее удобный повод для расправы с неугодным человеком. Однако в диспуте с доктором Штраусбм и августинскими монахами, происходившем в присутствии герцога, Мюнцер сумел отвести все обвинения, высказав блестящее знание священного писания. Вместе с тем. Мюнцер вовсе не скрывал того, что он идет дальше Лютера в своих реформационных стремлениях: «Если единомышленники Лютера не хотят итти дальше нападок «а священников и монахов, то им незачем и браться за дело». Он признался в существовании основанного им союза, назвав его «союзом против тех, кто преследует евангелие». О действительных целях союза он, конечно, умолчал. Он упорно отрицал обвинение в том, что им произносились речи, поносящие князей и княжескую власть. Мюнцер не счел нужным раскрывать все свои планы перед врагами.
Шоссер Цейс и на этот раз занимал двойственную, колеблющуюся позицию. Он не подтвердил обвинений против Мюнцера в оскорблении их княжеских светлостей, хотя и признавал, что «речи магистра были слишком сильны», но в то. же время он назвал Мюнцера единственным виновником альтштедтских волнений 13–14 июня и действительным организатором союза.
Члены магистрата перед лицом владыки края предали своего проповедника, которого недавно поддерживали. Они говорили, что вместе с шоссером и шультгейсом «были бедными неразумными людьми, все, что они сделали, к тому подстрекнул их проповедник».
Герцог осудил попытку своих подданных образовать союз для защиты евангелия: «Вы должны знать, что их курфюршестская и княжеская милости не препятствуют своим подданным слушать евангелие, бог лишь желает, чтобы оно всюду проповедывалось в правде и чистоте, поэтому не было никаких причин для образования подобного союза».
Городским жителям категорически запрещалось участвовать в подобных союзах. Мюнцера отпустили пока беспрепятственно, но ему было предложено «сидеть спокойно» впредь до окончательного решения Вопроса о нем. Герцог хотел предварительно заручиться указаниями курфюрста, что предпринять в отношении этого человека, который, как было установлено на допросе, «призывал народ к заключению союза и совершил еще другие подобные бестактные проступки».
Говорили, что после допроса Мюнцер был бледен и охвачен внутренней дрожью. Во всяком случае, Мюнцеру стало понятно, что если его планы обнаружатся до конца, то пощады ожидать ему нечего. Нельзя было рассчитывать и на защиту городских властей Альтштедта, которые явно старались оградить себя от всяких подозрений.
Маленький, бедно одетый человек, которому угрожала немилость герцога, покидал замок, сопровождаемый оскорбительными шутками слуг. Духовенство из князей насмехалось над его учением. Когда Цейс с притворным участием спросил магистра, как он себя чувствует, Мюнцер мрачно ответил, что, видимо, искать пристанище ему придется в другом княжестве.
Шоссер, шультгейс и члены магистрата по возвращении в Альтштедт немедленно об’явили о роспуске союза и взяли с Мюнцера клятву, что он не покинет города и по первому требованию явится к князьям на окончательный разбор его дела.
Больше всего возмутил Мюнцера княжеский запрет издавать его сочинения. По этому поводу Мюнцер заявлял во всеуслышание: «Если саксонские князья таким образом желают связать мне руки и воспрепятствовать мне письменно выступать против Лютера, то я сделаю им худшее из того, что могу». Об этом Цейс, конечно, не замедлил донести герцогу.
Несмотря на явную безнадежность своего положения, Мюнцер не прекратил борьбы. Он просил у курфюрста разрешения печатать свои сочинения, выражал готовность изложить свое учение беспристрастному суду, а наряду с этим всюду проповедывал свои взгляды и призывы к борьбе. Городские власти не знали, как заставить Мюнцера замолчать. Из писем князей видно, что их не оставлял страх перед восстанием горожан и кровопролитием. Вместе с тем становилось ясным, что они используют первую же благоприятную ситуацию, чтобы избавиться от мятежного проповедника.
Мюнцер понял, что магистрат готов предать его, и, видимо, опасался, чтобы его приверженцы не были спровоцированы на преждевременное открытое выступление против князей и потом уничтожены.
В ночь с 7 на 8 августа, нарушив обещание, данное городским властям, Мюнцер бежал из города. Он оставил магистрату письмо, в котором увещевал не преследовать его, — он исчезает только для исполнения дел, связанных с его священническим саном. Этим он подал надежду на скорое свое возвращение и таким образом избавился от погони.
Мюнцер скрылся вовремя. Через три дня пришло предписание курфюрста доставить к нему альтштедтского проповедника на допрос.
В «Защитительной речи» Мюнцер писал: «Когда я явился с допроса в Веймаре, я думал проповедывать грозное слово божие; тогда явились члены городского совета и хотели выдать меня величайшим врагам евангелия. Услышав об этом, я не мог оставаться долее; я отряс прах от ног своих, ибо увидел собственными глазами, что они гораздо больше почитали свою присягу и обязанности, чем слово божие»,
Город Мюльгаузен