Том II

Прежде всего нам должно знать, что такое зурна и каких звуков можно ожидать от этого мусикийского орудия. — Предисловие альманаха понимает необходимость такого вопроса от читателей, не имевших еще случая наслаждаться зурною, и очень удовлетворительно отвечает на него: «Зурною в Грузии называется собственно духовой инструмент, играющий господствующую роль в грузинском туземном оркестре», и самый оркестр грузинский. — «Назвать зурною первый закавказский литературный сборник — прибавляет откровенное предисловие — казалось приличным потому, что… как от азиатской зурны нельзя ожидать полной музыкальной стройности, так и от первого закавказского альманаха несправедливо было бы требовать совершенной стройности в литературном отношении. Поэтому-то самая смиренная скромность побуждает издателя заранее просить снисхождения критики и читателей, если настоящий тифлисский литературный оркестр на первый раз покажется им несколько зурноват». — Прямота редкая и похвальная, и, несмотря на «зурноватость» Зурны, мы радуемся ее появлению, потому что оно свидетельствует об усилении литературной деятельности или, по крайней мере, стремления к литературной деятельности за Кавказом, — служит проявлением факта, во всяком случае отрадного, каковы бы ни были на первый раз посильные произведения тифлисских писателей.

Альманах состоит из прозы и стихов. В стихах господствуют звуки двух зурн — зурны графа Сологуба и г. Вердеревского; в прозе мы слышим только одну знакомую нам зурну — зурну графа Сологуба. Оба эти писателя принадлежат Петербургу более, нежели Тифлису, — известность их приобретена сочинениями, напечатанными в «Северной Пальмире»; потому интересно взглянуть, какое влияние на их таланты имел поэтический край, куда перенеслась их литературная деятельность. Прислушаемся сначала к стихам. Вот одно из поэтических произведений, внушенных графу Сологубу тифлисскою жизнью:

М. П. КОЛЮБЯКИНУ (При посылке чернильницы)

Примите сей презент, у Гютиха добытый;

Подарок не казист, ни видом, ни ценой,

Но тайный он родник, колодезь он закрытый Всей мудрости земной.

Источник он наук и писаных законов;

Он речи плоть дает, и — вестником молвы —

Гремящий он язык газетных тех трезвонов,

Что любите так вы.

Он ключ добра и зла, ключ вещего познанья;

Хоть черные подчас родятся в нем грехи,

Зато находят в нем — любовь, свои признанья.

Поэзия — стнхн.

Значением ничто сравниться с ним не можеті Отрада и приют взыскательных сердец.

Он счастье заменит, разлуку уничтожит,

Он славе даст венец.

Итак, мой дар богат, хотя не для показа;

Взгляните же в него, особенно тогда,

Когда историка тревожного Кавказа Не будет здесь следа.

Решившись на письмо в угоду нашей дружбы.

Чернильницу возьмите за бока И тихо молвите: «А что же, почему ж бы Не вспомнить старика?»

Поэтический Восток живительно подействовал на поэзию автора «Тарантаса» — какой петербургский, московский, нижегородский или киевский поэт мог бы найти источник поэтического вдохновения в таком, повидимому, незначительном случае, как подарок или «презент» «неказистой» чернильницы? Но на Востоке все облекается поэтическою формою, гармоническими стихами, цветущими выражениями, остроумными и грациозными оборотами… Счастливы поэты, которых благосклонная судьба переносит на Восток! Они, «взглянув», по совету графа Сологуба, в свою чернильницу и «взяв ее за бока», найдут в ней неиссякаемый ключ прелестных стихов, каких никогда не удастся написать поэту, живущему в наших прозаических городах.

Прозаическое произведение графа Сологуба носит еще более очевидные следы животворного влияния восточной поэтической природы. Пьеса его «Ночь перед свадьбой», составляющая лучшее украшение «Зурны», показывает силу фантазии, необычайную для нас, жителей холодного севера. Графу Сологубу угодно называть эту пьесу «Шуткою» и говорить, с обыкновенною авторскою скромностью, что она не имеет литературного достоинства. Читатели не поверят этому: может ли автор «Тарантаса», «Аптекарши» и стольких произведений, блестящих умом и прекрасною мыслью, напечатать что-нибудь, не имеющее замечательного литературного достоинства. И читатели не ошибутся в своем ожидании: «Ночь перед свадьбою» произведение очень замечательное, как убедит их уже самый беглый очерк этой пьесы. Первая сцена представляет вид нынешнего Тифлиса â vol d’oiseau *. На первом плане пирует с друзьями грузинец Кайхосро, жених прелестной Кетеваны. Приятели, потягивая вино, толкуют о свадьбе, назначенной завтра, о просвещении, железных дорогах и воздушных шарах — из пьесы графа Сологуба мы узнаем, что воздушные шары и железные дороги чрезвычайно интересуют грузин._# После того приятели расходятся, остается на сцене один Кайхосро, и вид сцены изменяется: она представляет Тифлис, каким он будет через тысячу лет; со всех сторон возникают дворцы, колоннады, статуи; видны также железные дороги — и вдруг является беседовать с Кайхосро — кто бы, вы думали? — Шамиль (!!).

— Молчите, говорит он, обращаясь к Кайхосро: — или я вас застрелю.