Том II

«Стоит только накрыть верх решета гладкою доскою (мы прибавим: еще вернее достигнете вы цели, если крепко обтянете верх решета полотном, а потом уже на полотно положите доску) и придерживать полотно, так чтобы воздух не мог проходить. Если погрузить таким образом накрытое решето в воду и, когда оно наполнится, опять вынуть (опять прибавим; погружать ре-

шгто надобно боком, а вынимать его не наклоняя на бок), то ьода, в нем находящаяся, не будет вытекать до тех пор, пока не отнимется доска. Это объясняется тем, что воздух, давя снизу, препятствует выходу воды, потому что присутствием доски отстраняется противодействующее давление снизу».

Из этого видно: 1) что опыты и фокусы изложены в «Комнатной магии» не совсем полно: 2) что они действительно основаны на физике и химии, а не на проворстве рук, и потому удобоисполнимы для каждого желающего ими заняться: 3) что поэтому взрослые и не взрослые дети могут довольно забавно проводить время при помощи «Комнатной магии»; 4) что г. Амарантов имеет похвальное стремление объяснять загадочные явления.

Умеете ли вы «заставить среди зимы расцвесть в комнате ветвь, срубленную в саду и замерзшую?» Ни вопроса этого, ни ответа на него в «Комнатной магии» мы не нашли; в сотнях других подобных книжек вы найдете следующий ответ: посадите

замерзшую ветвь в наполненное известью и водою ведро, и она распустится и расцветет в несколько часоп.

Из этого видно: 1) что далеко не все фокусы помещены в «Комнатной магии», 2) что, имея под руками несколько подобных книжек, можно давать удовлетворительные ответы и на такие вопросы, которых нет в «Комнатной магии».

Итак, предполагая, что у любителя подобных задач есть достаточный запас книг, мы попросим его дать отв т на следующий вопрос: на-днях вышла книжка под заглавием

Пелзая любовь. Повесть. Сочинение А. К-ва. Москва. 1854

Повесть эта очень плоха, плоха так, как нельзя больше. В ней два злодея, из которых одного, для эффекта, зовут Жуком; есть два эпизодические рассказа, написанные явно с целью соперничать с «повестью о капитане Копейкине», даже подобно ей напечатанные с особым заглавием; вот образцы их:

«Столоначальник и говорит: это, говорит, не так написано; говорит: надо вот так и так; тут вот, говорит, написано то, а надо вот то, и прочее, в этом роде, понимаете…»

«Вхожу в переднюю-с. Там лакеище этакой неподвижный, знаете, мурлястый такой, хватистый, грузный из себя. Кого вам? говорит. — Я говорю: барышню вот, говорю, платок отдать».

Есть добродетельный чудак, есть соблазнитель, есть преступный старик, есть яд, даже два раза, есть — что всего ужаснее — страшный юмор… одним словом, читатель, вероятно, уж убедился в качествах «Первой любви». Итак, предлагается следующая задача:

«Как сделать, чтобы книжка, заключающая в своей обертке «Первую любовь», была редким и замечательным явлением в литературе?»

Не правда ли, это кажется невозможно? А между тем это уж сделано — на основании химии, на основании физики или на» основании чего-нибудь другого, это пока все равно, но это сделано. Каким же образом? вот каким:

«Первая любовь» есть редкое и замечательное явление в литературе, потому что. если не считать серобумажных романов, подобных «Бриллиантовой луне» и «Любви и верности», эта книжка есть единственная русская книжка, содержащая в себе беллетристическое русское произведение, появившееся в течение более нежели полугода.

Теперь остается разрешить только 'вопрос: каким образом русская литература в течение более нежели полугода могла произвести только одну книжку беллетристического содержания?

Для многих ответ затруднителен; а для многих вовсе незатруднителен: «толстые журналы поглотили всю нашу беллетристику». Но почему же не поглощали прежде?

<ИЗ № 12 «СОВРЕМЕННИКАМ

Учебник русской словесности. Часть первая — теооия для арелних учеЬных заведений. А. Охотина. Спб. 1849. Учебна к русской слове снести. Чисть 1і—испория, для хондукн. орских. классов первою штурманского полу-экипажа.

А. Охотина. Л ронштидт. 1854.