Том II

«Ах, Маша, милая Маша! Вот уже целую неделю прожила я у тетушки в Малороссии, а все еще не привыкла! Что будет со мною вперед — не знаю, а теперь мне кажется, что никогда не привыкну ни к жизни этой, ни к этим людям… Я воображала, что тетенька будет похожа на А ***, а кузин я представляла себе, старшую, как Н ***. меньшую, как тебя, моя Маша, или, по крайней мере, как Р ***. Как же я ошиблась в моих расчетах! Мы прибыли в Барвеново довольно рано утром. Я поспешно высунула голову из кареты, чтобы скорее увидеть это хваленое Барвеново… Ах, Маша, мне стыдно тебе признаться! Я думала, что Барвеново хоть немного похоже на Каменный Остров… А вместо того — поверишь ли? я увидала множество домиков маленьких, низеньких: вместо кровель, на них кое-как набросана была почерневшая солома… Все без труб, Маша, а иные так перевисли на один бок, что страшно было смотреть… Улицы уэкйе, кривые, грязные! «Так это Барвеново!» подумала я… Из домиков выбежали дети и женщины; первые в изорванных рубашках, а последние почти тоже в одних рубашках, только носят они здесь род передников, кадрилье красные с синим и зеленым. Они низко поклониіись — мне или карете, не знаю… Мы переехали через узкую плотину и через мост, который был без перил, повернули влево и взъехали на двор, прямо к крыльцу. Двор был полон людей; они кричали: «се наша панночка, се наша панночка!» Женщины и дети, следовавшие па нами с самого въезда в село, остановились на улице и смотрели на нас в ворота. На крыльце стояла дама высокая, толстая, в большом мужском колпаке и в красной стамедовой юбке; на шее у нее был накинут ситцевый платок, едва прикрывавший паечи. Она подала мне руку, поцеловала меня в губы и сказала: «Здорово, Галечка! Як же ты пидросла!» Маша, не показывай никому моего письма: эта дама была — моя тетенька! Мы вошли в комнату небольшую, но довольно чисто прибранную; она бы мне нравилась, если б не была так низка, а то мне бывает в ней душно. Вслед за нами вбежали мои кузины. «От се дочки мои», сказала мне тетенька, «се Праскута, а се Тапочка!» Они были в утреннем наряде, то есть волоса связаны широкою черною лентою, в черных салопах, без корсетов — и в больших кожаных сапогах! Впрочем, они такие добрые! Они недурны собою, но только слишком толсты и краснощеки. Во всем монастыре у нас нет такой толстой, краснощекой, как мои кузины. Мы скоро познакомились; онн расспрашивали про Петербург, про монастырь, про балы… Я забыла тебе сказать, что кузины надевают сапоги только по утрам, особливо, когда на дворе грязно; к обеду они одеваются довольно порядочно; тетенька носит на голове шелковый темный платок, почти как у нас купчихи, только другим манером, а у кузин платьев довольно и все почти новые, только талии слишком коротки, и всегда они ходят брз корсета. Я предлагала им свои, да им они не впору, слишком узки…»