Том 9. Три страны света

— Я сам пойду, — решительным тоном сказал башмачник и бросился к двери.

— Стой! — грозно закричал Яков, но тотчас же смягчился и кротко прибавил:

— Ну, что ты, Карлушка, в самом деле? ну, видано ли, чтоб приходящие без доклада в барские комнаты лезли? зачем же я тут и сижу? А еще знаешь, что барин занят: Артамон Васильич у него!

Оканчивая наставление, Яков немного приотворил дверь и стал покашливать, все еще не решаясь войти, а башмачник в нетерпении поднимался на цыпочки и глядел из-за его плеч.

Комната, в которую он так желал проникнуть, была небольшая, с книжными шкафами около стен, с письменным столом, сафьянными креслами и диванами; по стенам висели эстампы, между которыми резко отделялись портреты в белых колпаках и таких же куртках, отличавшиеся умным выражением. В креслах сидел довольно тучный старик с широким и круглым лицом. Взгляд его был еще бодр, рот необыкновенно приятен; большие глаза его были полузакрыты пышными веками; седые, как лунь, волосы придавали ему почтенный вид.

Перед ним стояла сухая фигура, тоже немолодая уже, в колпаке, куртке и переднике безукоризненной белизны. В ней нетрудно было узнать оригинал одного из портретов, висевших тут, в подобном костюме. Артамон Васильич держал в руках безмен с прицепленной к нему плетеной корзиной, в которой что-то покоилось. Барин и повар с напряженным вниманием глядели на безмен.

— Неделю тому назад десять фунтов, а теперя пятнадцать… Хорошо, очень хорошо, Артамон Васильич!

В ту минуту башмачник силой втолкнул Якова в дверь.

— Что тебе? — строго спросил старый барин.

— Карлушка-с пришел, — проворно отвечал Яков, стараясь притворить за собою дверь, в которую порывался башмачник.

— Ну, пусть подождет, — сказал барин и обратился к повару: — Ну-с, Артамон Васильич, вы как думаете: на сколько еще можно утучнить? а?

Повар, не отвечая, открыл крышку корзинки и с трудом вытащил оттуда индейку, страшно жирную. Она тоскливо била крыльями, глупо разевала рот и после страшных усилий сипло прокудахтала в то время, когда повар глубокомысленно щупал, а барин нежно осматривал ее и поглаживал с лукавой улыбкой.

— Славная птица, славная! ну, а когда она ввезена в Европу и кем? а, небось, опять забыл?

— Нет-с не забыл! — отвечал повар с усмешкой. — Помню-с, Сергей Васильич!

— Ну-ка, скажи!

Между тем башмачник рвался вперед, а Яков заслонял ему дорогу. Наконец башмачник неожиданно присел и, вынырнув из-под руки Якова в комнату, остановился с потупленными глазами перед господином Тульчиновым, позабыв даже поклониться ему.

— Что случилось? — с участием спросил Тульчинов, увидав бледное лицо башмачника.

Башмачник молчал; слезы душили его.

— Не обидел ли кто тебя? а?

Башмачник закрыл лицо руками и глухо зарыдал.

Присутствующие переглянулись. Старик молча указал повару и лакею на дверь и, когда они удалились, обратился к башмачнику.

— Ну, скажи, что с тобой случилось? — спросил он ласково.

С рыданием сильнее прежнего башмачник кинулся в ноги Тульчинову и произнес:

— Заступитесь, спасите сироту, спасите.

— Успокойся, братец, — сказал старик, приподнимая башмачника, и на добрых глазах его, показались слезы. — О чем плакать? лучше расскажи, что с тобою случилось.

Собравшись с силами, башмачник, как мог, рассказал несчастие, постигшее Полиньку. При имени горбуна Тульчинов заметил презрительно:

— Знаю я его: негодяй отъявленный!

Башмачник трогательно умолял старичка тотчас же итти с ним к горбуну и заступиться за Полиньку. Слушая его, Тульчинов лукаво улыбнулся и, наконец, ласково спросил:

— Ну, а зачем ты скрывал от меня, что у тебя есть невеста? а?.. Ну, что ты так на меня смотришь? — прибавил он, заметив внезапную перемену в лице башмачника: — ведь ты любишь эту девушку, хочешь жениться на ней?

— Нет, она не моя невеста! — отвечал башмачник глухим голосом.

Тульчинов закусил губы и с горечью покачал седой своей головой.

— Ну, что же надо делать? — спросил он, тронутый положением башмачника.

— Сделайте милость, освободите сироту; ее жених далеко; у ней никого нет. Я, я один только… но что я могу сделать? я небольшой человек! Если что случится, — прибавил башмачник, дико озираясь кругом, — я… я утоплюсь… не хочу жить, лучше умру!

— Полно, брат, полно! — ударяя его по плечу, сказал Тульчинов. — Мы все уладим. Он ничего не посмеет сделать ей!

— Нет, вы не знаете его: он злодей!

— Просто мошенник, — заметил старик, — я его знаю лучше тебя! Позвони-ка: я оденусь.

Башмачник кинулся к звонку.

Явился Яков, и по значению взгляда, брошенного им на башмачника — дескать, как тебе не стыдно такими пустяками барина беспокоить, — можно было догадаться, что он подслушивал.

— Вели-ка мне дать позавтракать, — сказал старик, но вдруг принялся с испугом чмокать губами и прислушиваться к своему желудку, бормоча: — нет — аппетиту, нет! надо подождать… Постой-ка! — продолжал он, обратясь к Якову. — Я после позавтракаю, а ты вот вели накормить его.

— Я не хочу; я не могу есть! — робко сказал башмачник.

— И полно, поешь! лучше поуспокоишься… Вели Артамону Васильичу дать ему чашку бульону: это его подкрепит.