Впоследствии «Новь» получила высокую оценку и в марксистской критике. Впрочем, и здесь трактовка романа не отличалась единством мнений. По словам В. В. Воровского, последний роман Тургенева с его центральной фигурой — типом Соломина — свидетельствовал о стремлении Тургенева «переступить» в своем творческом развитии «за черту дворянских, хотя бы и прогрессивно-дворянских интересов». «Соломин недооценен русской критикой, — отмечал Воровский. — Критика народнического лагеря считала этот тип надуманным, неестественным, ибо он не подходил к ее схеме <…> А между тем Соломин — подлинный представитель новой и молодой России, но России буржуазной, торгово-промышленной. Это — зарождавшийся в то время тип просвещенного коммерсанта, и Тургенев тонким чутьем уловил в нем прогрессивную силу, идущую на смену оскудевающему барству» (
Сохранились высказывания о «Нови» многих писателей литераторов, современников Тургенева. Среди них наиболее примечательны отзывы Ф. М. Достоевского, M. E. Салтыкова-Щедрина. Н. А. Некрасова, Л. Н. Толстого, Н. П. Огарева и Н. С. Лескова.
Весьма сдержанный отзыв Достоевского о «Нови» был в конечном итоге обусловлен концепцией революционного движения, характерной для его романа «Бесы». «Художественное достоинство созданий Тургенева вне сомнения, — отмечал Достоевский. — Замечу лишь одно: на 92 странице романа <…> сверху страницы есть 15 или 20 строк, и в этих строках как бы концентрировалась, по-моему, вся мысль произведения, как бы выразился весь взгляд автора на свой предмет. К сожалению, этот взгляд совершенно ошибочен, и я с ним глубоко несогласен. Это несколько слов, сказанных автором по поводу одного лица романа, Соломина» [146].
В февральском и особенно в мартовском выпусках «Дневника писателя» за 1877 год Достоевский отозвался также весьма сурово о стихотворении «Сон», помещенном во второй части (см. гл. XXX) тургеневской «Нови». Однако этот отзыв не следует воспринимать буквально. Дело в том, что некоторые изображения темных сторон русской народной жизни (пьянство и апатия, им порождаемая), характерные для этого стихотворения, были как бы предвосхищены Достоевским-публицистом еще в 1873 г. Подробнее об этом см. в статье: