Упорная девочка эта Ксения! И умная, и красивая, и мать двоих детей, и к тому же на целых десять лет моложе ее, Александры. И маме она понравилась. Анна Карповна даже предложила Ксении не селиться в общежитии, в комнате на шестнадцать коек, а оставаться у них в «дворницкой», но та отказалась.
– Крепкий орешек, – сказала про нее Анна Карповна. – Я верю, что она выходила Адама. И глаза у нее чистые. И к тебе, Саша, она относится как к старшей сестре.
– Как к старшей жене, – съязвила тогда Александра.
– Ну это Господь рассудит, – после длительной паузы с улыбкой умиротворения на губах произнесла Анна Карповна. – Во всяком случае, она тебя не предаст…
В зыбкой полутьме летящего в ночи дальнего бомбардировщика Ту-4, способного одним ударом смести с лица земли большой город, например Хиросиму, которую уже уничтожил три года тому назад точно такой же самолет В-29, у изголовья своего законного чужого мужа, не ведающая, что ее ждет впереди, Александра нечаянно уснула…
…На белом тротуаре сидит нищий, закутанный в черный плащ с капюшоном. Все его тело закрыто так плотно, что наружу торчит только кисть руки – с тыльной стороны ладони сухая, темная, как кусок старого дерева, и чуть розоватая, похожая на морскую раковину – изнутри. Нищий безмолвен и недвижим – это страшновато. Попробуй, не подай такому! И она, Александра, торопливо кладет в его ладонь какую-то неизвестную ей монету.
– Was kostet das?
– Was kostet das?[26] – слышится за ее спиной.
– Бабушка, посмотри – это православная церковь! – восторженно говорит ей по-русски какая-то молодая женщина, и в ту же секунду раздается слабый колокольный звон и потоки света устремляются с небес, и она видит впереди маленькую белую церковь с голубым куполом и православным крестом над ним.
– Бабушка, сегодня Прощеное воскресенье, – слышится все тот же молодой голос. – Пошли в церковь просить у людей прощения. Бабушка, прости меня!
– Господь простит, Аня, и я прощаю. Прости и ты меня, грешную, – отвечает ей Александра Александровна, и, взявшись за руки, они идут через улицу, вдоль которой стоят высокие пальмы с чешуйчатыми стволами и длинными листьями, словно вырезанными из жести и как бы подхваченными в пучок у самой верхушки…
Адам пошевелился во сне, и Александра тут же возвратилась из своего краткого забытья. Она поправила одеяла на всех раненых и вернулась к изголовью Адама. Красная лампочка над пилотским отсеком горела ярко и как-то очень тревожно. Вспоминая свой мимолетный и странный сон, Александра с удовольствием подумала, что если ей суждено стать бабушкой и если у нее появится внучка, то назовут ее, конечно же, Аней – иначе и быть не может…
В монотонном гуле моторов тяжелого бомбардировщика, в выморочном красноватом свете лампочки над пилотским отсеком, между землей и небом Александра физически чувствовала, как все запуталось в ее жизни. Тогда, в самолете, ей казалось, что обострить ситуацию еще сильнее просто невозможно, но она обострилась.
В Москве было 9 часов 30 минут, а в Париже 7 часов 30 минут того же 20 октября 1948 года. В Москве моросил нудный обложной дождик, а в Париже светило солнце и день налаживался ясный и теплый. Когда Ту-4 с Александрой и Адамом на борту коснулся бетонной полосы секретного подмосковного аэродрома, в парижском особняке близ моста Александра III через Сену Мария и Павел вошли на кухню, чтобы выпить кофе перед дальней дорогой.
– Нюся, а ты сварила отличный кофе, – похвалила подававшую им на стол компаньонку Мария.
– Радыя стараця, – добродушно улыбнулась тетя Нюся, – а че ево варить, той кофий, – и дурак сварить.
– Не скажи, – оспорила ее Мария, – тут надо чувствовать это самое чуть-чуть, без которого не бывает ничего стоящего.
Обозначая свое присутствие, Фунтик радостно завилял хвостом с белой кисточкой.
– Уезжаем мы, Фуня, – сказала псу Мария.
Фунтик посмотрел на нее внимательно, печально, пошел в дальний угол кухни на подстилку и лег на нее, отвернувшись ото всех, уткнув морду в лапы.
Они попили кофе, поднялись и пошли к баулам, которые были приготовлены в коридоре.
– Не обижайся, Фуня, я скоро вернусь, – сказала на прощание Мария, – слушайся Нюсю.
Фунтик даже не повернул головы.
– Ой, туточки вже письму тебе принесли, – сказала в коридоре тетя Нюся, прошла в прихожую и принесла письмо в длинном узком конверте.
– Из Канады, почти из твоей Америки, – взяв в руки конверт, сказала Мария. – В пути прочту. – И она сунула письмо в сумочку.
– От кавалера? – нарочито ревниво спросил Павел.
– От студента. От Толика Макитры, был у нас такой в Тунизии. Правда, сейчас он на французский лад Анатоль Макитра́.
Мария поцеловалась с Нюсей, и они вышли с вещами на черную лестницу, – тут до автомобиля было гораздо ближе, чем от парадного подъезда.
Заехали в отель «Ритц» за чемоданом Павла и за расчетом.
Пока Павел был в отеле, Мария, не торопясь, прочла письмо от своего подопечного.