Том 8. Прощеное воскресенье

– Как я благодарна твоей маме! Нет, нашей маме! – горячо продолжала Надя, и совсем непритворные слезы набежали ей на глаза. – Она мне больше, чем родная, без нее мы пропали бы! А так и Тема в порядке, и Карен работает на всю катушку, и я исполняю…

– Ей с Темой тоже было хорошо, – сдержанно прервала излияния Нади Александра, опьяневшая в застолье гораздо меньше хозяйки, хотя и пившая с ней на равных.

Когда они вместе учились в медучилище и потом начинали работать в больнице, безродная толстушка Надя была румяной веснушчатой девушкой с ямочками на щеках; не зря ее дразнили: Надя-булка. А теперь она за фронтовые годы неожиданно постройнела, подтянулась, откуда ни возьмись у нее даже прорисовалась недурная талия при высоком бюсте. Надя разительно переменилась не только внешне: она перестала, как прежде, услужливо глуповато хихикать по каждому поводу, лицо ее приобрело черты строгой миловидности, правда, ореховые глазки все так же поблескивали и стреляли по сторонам, но переменить еще и глаза было выше Надиных сил. Зато она всерьез поработала над речью. Перестала говорить «хочим», «ехай», «польты», хотя вместо «не понимает по-русски» по-прежнему говорила «не понимает по-русскому».

В отношениях с Александрой Надя совсем не изменилась, не кичилась, что теперь начальница, хотя в больнице говорили: «На хромой козе к ней не подъедешь».

– Какая у тебя теперь шикарная фамилия – Домбровская, не то что раньше – Галушка, – сказала Надя.

– Не Галушка, а Галушко, – поправила ее Александра. – Фамилия красивая, а что толку?

– Не горюй. Ты и сама красивая, и умная, и орденоноска, у тебя связи…

– Какие связи? – удивленно переспросила Александра.

– Какие? Большие. Даже очень большие. Тебе на фронте подвезло. С такими связями любому сам черт не брат!

– А зачем мне черт в братья?

– Ну это я так говорю, для связки слов. Блат – выше Совнаркома[15]. Чего ты притворяешься дурочкой? – вдруг раздраженно добавила Надя, и в уголках ее ореховых глаз закипели злые слезинки.

Александра не подала виду, что внезапное раздражение Нади очень ей не понравилось. На фронте ей действительно повезло – не убили, не изувечили, как других, к тому же она научилась выдержке, научилась прощать людям какие-то обидные слова, а на какие-то просто не реагировать, не пускать посторонних к себе в душу. Кроме того, что Анна Карповна вынянчила Артема, и давности знакомства, Надежду и Александру ничто не связывало, никогда не было у них ни малейшей душевной близости, да и откуда ей взяться? До войны Александра беспрекословно считалась старшей в том смысле, что превосходила Надю по многим качествам. Она была и красивее, и успешнее в учебе, и на виду у всех как спортсменка, да и медсестрой оказалась несравненно лучшей, чем Надя. Так было до войны. А теперь, после войны, жизнь повернулась таким образом, что Надя, не отличавшаяся прежде ни в учебе, ни в работе, выдвинулась в заместители главного врача большой прославленной московской больницы, а Александра осталась фельдшером и даже еще не определилась в студентки медицинского института.

– Я и не знаю, как отблагодарить твою… мою маму ро́дную? – опять плаксиво завела Надя.

– Во-первых, не ро́дную, а родную… Людей учишь и сама учись говорить по-русски правильно. Родную. Поняла?

– П-поняла. Родную, – всхлипнула Надя. – Ты меня учи по-русскому – это правильно.

– Не по-русскому, а по-русски, поняла?

– П-поняла.

– А маму мою нечего специально благодарить: она вас поддерживала, а вы ее. Мама довольна и тобой, и Кареном, а в Темке души не чает, – сухо добавила Александра.

Надя действительно не знала, как отблагодарить Анну Карповну, она была совершенно искренна, да еще под хмельком, вот и расчувствовалась. Расчувствовалась до такой степени, что припала к груди Александры и вдруг разрыдалась.

Александру тяжело смутило поведение Нади. Она вообще терпеть не могла женских истерик.

– Как я отблагодарю?! – сквозь рыдания вопрошала Надя.

Дальнейшая жизнь сложилась так, что Надя «отблагодарила» и Анну Карповну, и Александру беспощадно. Но до этого еще надо было дожить. А пока, к счастью, возвратился Карен, и зареванная Надя отправилась в единственную на всю квартиру из семи хозяев ванную, которая оказалась незанятой.

– Ты, Карен, говорят, скоро получишь профессора? – спросила Александра, хотя ответ был ей известен: она знала, что Карен только что утвержден на профессорскую должность.

– Профессор-мрофессор – хорошо! – лучисто сияя большими черными глазами, застенчиво отвечал Карен. – Главное, что ты привел Папикова, он обещал, что возьмет меня на стажировку, – вот главное! – Все это Карен проговорил со своим неизменным акцентом, который не только не портил, но даже украшал его речь, мягкий тембр его глуховатого и какого-то очень живого голоса.

– Значит, будем опять работать вместе, я очень рада за тебя, Каренчик!

– Зачем Надя плакал?

– Да чепуха, не обращай внимания. Говорит, не знает, как отблагодарить мою маму.