— Если ему угодно, он может получить голову франка Лозеля послезавтра ночью, а Роза Мира останется у меня, — с усмешкой сказал Синан. — Что же дальше?
— Дальше, аль-Джебал, мы, от имени Салах ад-Дина, объявляем тебе войну, войну до тех пор, пока от этой твердыни не останется камня на камне, пока все твое племя не будет уничтожено, а твой труп брошен на съедение воронам.
Синан в бешенстве вскочил и стал крутить и рвать свою бороду.
— Уйдите! — крикнул он. — И скажите псу, которого вы зовете султаном, что хотя он только низкорожденный сын Айюба, а я — аль-Джебал, я делаю ему честь, которой он не заслуживает. Моя королева умерла, и через два дня, когда исполнится месяц моей печали, я возьму в жены его племянницу, принцессу Баальбекскую, которая сидит рядом со мной как моя нареченная невеста.
Розамунда вздрогнула, точно укушенная змеей, закрыла лицо руками и застонала.
— Принцесса, — сказал посланник, — вы понимаете наш язык, скажите: вы хотите соединить вашу благородную судьбу с судьбой еретического начальника ассасинов?
— Нет, нет, — вскрикнула она, — не хочу! Я только беззащитная пленница и христианка… Если мой дядя, Салах ад-Дин, действительно так могуч, как я слышала, пусть он освободит меня, а со мной и моих братьев — рыцарей сэра Годвина и сэра Вульфа.
— Значит, ты говоришь по-арабски, госпожа? — удивился Синан. — Тем лучше! Ну, гонцы Салах ад-Дина, уходите, не то я пошлю вас в более далекое путешествие. Да скажите вашему повелителю, что если он осмелится двинуть знамена к стенам моей крепости, фидаи поговорят с ним. Ни днем, ни ночью не будет он в безопасности. Яд притаился в его кубке, кинжал — в его ложе. Он убьет сотню фидаев — явится другая сотня. Его доверенные стражи превратятся в палачей, женщины его гарема принесут ему гибель, смерть напоит самый воздух, которым он дышит. Если султан желает спастись, пусть он запрется за стенами своего Дамаска или забавляется войнами с безумными поклонниками креста и предоставит мне жить здесь, как я желаю.
— Великие слова, достойные великого ассасина, — насмешливо проговорил посланник.
— Действительно великие, а за ними последуют такие же великие деяния. Что может сделать ваш господин против народа, поклявшегося повиноваться в жизни и смерти?
Синан позвал по именам двух даи. Они поднялись и поклонились ему.
— Мои верные слуги, — повелел аль-Джебал, — покажите этим еретическим псам, как вы повинуетесь мне, чтобы их господин понял мощь вашего великого повелителя. Вы стары и утомлены жизнью. Исчезните, и ждите меня в раю.
Старики с легкой дрожью поклонились, выпрямились, молча подбежали к краю террасы и прыгнули в пропасть.
— Есть ли у Салах ад-Дина такие слуга? — прозвучал в наступившей тишине вопрос Синана. — И все мои фидаи сделают то же самое. Идите и, если желаете, возьмите с собой этих франков, моих гостей. Пусть они засвидетельствуют перед Салах ад-Дином то, что видели, и расскажут, где вы оставили их сестру. Переведи это рыцарям, — приказал он к Масуде.
Выслушав ее, Годвин ответил:
— Мы плохо понимаем то, что произошло, ведь нам не известен твой язык, аль-Джебал! Прежде чем мы уйдем из-под крыши твоего дома, нам нужно свести счеты с Лозелем.
Розамунда вздохнула с облегчением.
— Пусть так и будет, — изрек Синан и прибавил: — Накормите посланников перед их отправлением домой.
Но выборный отверг это:
— Мы не принимаем хлеба и соли от убийц, аль-Джебал, мы уходим, но через неделю снова явимся с десятью тысячами копий, и на одно из них мы насадим твою голову. Охранная грамота, данная тобой, защитит нас до заката, после этого времени делай, что тебе угодно. Высокорожденная принцесса, советуем тебе убить себя и тем заслужить вечную славу.
Кланяясь Розамунде, они один за другим уходили с террасы. Свита двинулась на ними. Синан махнул рукой, все стали расходиться. За Розамундой шли Масуда и стражи. Братья рассуждали обо всем случившемся, говоря себе, что они могут надеяться только на Бога.
II. Бой на мосту
Салах ад-Дин придет, — сказал Вульф и с высоты, на которой стояли д'Арси, указал на долину — по ней мчался отряд всадников. — Видишь, брат, это уезжает посольство.
— Да, — ответил Годвин, — султан придет, но, боюсь, слишком поздно…
— Если мы не двинемся навстречу ему! Масуда обещала…
— Масуда, — вздохнул Годвин, — только подумать, что все зависит от обещания женщины…
— Нет, — возразил Вульф, — от судьбы. Ну, пойдем.