Том 8

Розамунда поднялась на помост. Синан, протянув ей руку, усадил ее рядом с собой.

— Не выражай удивления, Вульф, — шепнул Годвин, подметивший предостерегающий взгляд Масуды, которая остановилась подле Розамунды.

Пир начался. Невольники бегали взад и вперед и ставили блюда на маленькие столики. Годвин и Вульф ели, хотя не были голодны. Они все время наблюдали за Синаном и старались услышать, что он говорит. Братья видели, что Розамунда боится, хотя и старается скрыть свои чувства. Синан много раз подносил ей отборные куски, одни на серебряных блюдах, другие просто пальцами, последние она была вынуждена брать. Принесли налитое в золотые кубки вино, приправленное ароматами и пряностями. Аль-Джебал сделал несколько глотков и передал чашу Розамунде. Но девушка покачала головой и попросила Масуду дать ей чистой воды, сказав, что она не пьет ничего крепкого. Ей подали воды, охлажденной снегом. Д'Арси тоже попросили воды, и Синан подозрительно взглянул на них, спросив, почему они не хотят вина. С помощью Масуды Годвин ответил, что они дали обет воздерживаться от крепких напитков до возвращения на родину. Тогда Синан многозначительно заметил, что исполнять обеты похвально, но что, пожалуй, рыцарям, в силу клятвы, придется пить воду до конца жизни. Братья молча выслушали его, и их сердца замерли. Под влиянием вина обычно молчаливый Синан сделался болтлив.

— Вы встретили франка Лозеля в саду, — сказал он через Масуду, — и ты, рыцарь, обнажил меч. Почему же ты не убил его? Разве он сильнее тебя?

— По-видимому, нет, — ответил Годвин. — Один раз я уже ранил его и, как видишь, сижу перед тобой невредимый. Твои слуги, властитель, бросились между нами.

— Да, да, — проговорил Синан, — помню, я приказал им… Но мне жаль, что ты не убил его, неверного пса, который осмелился поднять глаза на Розу Мира, вашу сестру.

Все это Масуда перевела, Розамунда опустила голову, чтобы скрыть лицо, на котором отразились презрение и страх. Вульф злобно взглянул на аль-Джебала, но тот, к счастью, смотрел в другую сторону. От бешенства у молодого человека перед глазами сгустился туман, и сквозь эту дымку ему почудилось, будто властелин народа убийц покрыт кровью. Он сжал рукоятку меча… В это мгновение Годвин, заметивший ужас в глазах Масуды, а также движение Вульфа, быстро сбросил со стола на мраморный пол золотую тарелку и ясным голосом произнес по-французски:

— Брат, не будь же так неловок, подними тарелку и ответь властелину.

Вульф поклонился, исполняя совет Годвина, его ум прояснился, и он высказал Синану свое желание:

— Я не хочу, чтобы брат поразил его, господин, ведь мне дано позволение покончить с ним на третью ночь после сегодняшней. Если я не убью его, тогда позволь, властитель, моему брату заменить меня, но не раньше.

— Ах, я и забыл о моем решении, — будто только что вспомнил о нем Синан, — а между тем я желаю видеть этот бой… Если он убьет тебя, пусть бьется твой брат; если погибнете вы оба, может быть, я сам, Синан, выступлю против него… по-своему… Прекрасная дама, Роза Мира, побоишься ли ты смотреть на бой на мосту?

Розамунда побледнела, но гордость превозмогла страх:

— Раз мои братья не боятся, я тоже не боюсь. Они — храбрые рыцари, хорошо владеют оружием, и Бог, Который держит в своей деснице судьбу всех людей, даже твою, о Господин Смерти, сохранит правого.

Выслушав перевод ее ответа, Синан заявил:

— Знай, госпожа, что я голос и пророк Аллаха, а также меч его, карающий неправедных и неверных. Хорошо, если то, что я слышал, верно; говорят, твои братья — искусные наездники, которые не побоялись обогнать моего слугу на узком мосту. Скажи мне, которого из них ты любишь меньше? Пусть тот первый выедет навстречу мечу Лозеля.

Пока Розамунда обдумывала ответ, Масуда пристально всматривалась в ее лицо из-под полуопущенных ресниц, но, что бы ни чувствовала молодая девушка, ее черты остались каменно спокойными.

— Для меня они оба как один человек, — она посмотрела на братьев, — я люблю их равно.

— Значит, пусть все останется, как сказано. Первым будет биться брат Синие Глаза; если он падет, на мост выедет брат Серые Глаза. А теперь, — прибавил аль-Джебал, — пир окончен, наступило время моих молитв. Невольники, наполните кубки, госпожа моя, прошу тебя, стань на край помоста.

Розамунда повиновалась. По знаку Синана за ней собрались черные невольницы с пылающими факелами в руках. Аль-Джебал тоже поднялся и закричал:

— Слуги аль-Джебала, славьте, приказываю вам, цветок цветов, высокорожденную принцессу Баальбека, племянницу Салах ад-Дина, султана, которого люди называют великим, — тут Синан усмехнулся, — хотя он далеко не так велик, как я… Славьте эту королеву девушек, которая вскоре… — он замолчал, выпил вина и с низким поклоном подал пустой, осыпанный драгоценными камнями кубок Розамунде.

Пирующие огласили залу криками:

— Королева, повелительница! — слышалось отовсюду. — Властительница нашего властелина и всех нас!

Синан улыбнулся, потом знаком велел всем замолчать, поцеловал руку Розамунде и ушел из залы с поющими женщинами, даи и стражниками.