Том 8

— Нет, — ответила Шейла, побледнев еще больше, — мы отлично все понимаем. Вы действуете во имя того, что считается требованиями морали. Но все равно, исполните нашу просьбу. Пожалуйста…

— Мне очень жаль, но не могу.

— Нельзя ли узнать, почему?

Леди Маллоринг вздрогнула и перевела взгляд на Дирека.

— Я не уверена, — сказала она с улыбкой, — что обязана отчитываться перед вами в своих поступках. К тому же вы, вероятно, отлично знаете, почему…

Шейла сделала умоляющий жест.

— Если вы их выселите, Уилмет Гонт погибнет.

— Боюсь, что это уже случилось, и я не хочу, чтобы она увлекла с собой других. А бедного Трайста мне очень жаль, и я была бы рада, если бы он женился на какой-нибудь порядочной женщине. Но то, что он задумал, абсолютно невозможно.

Лицо Шейлы снова вспыхнуло — оно было краснее индюшачьего гребня.

— Почему, собственно, он не может жениться на сестре жены? Это вполне законно, и запрещать такой брак вы не имеете права.

Леди Маллоринг прикусила губу и смерила Шейлу жестким взглядом.

— Я никому ничего не запрещаю; я не могу запретить этот брак. Но если он женится, жить в доме, который принадлежит нам, он не будет. Я считаю лишним продолжать этот разговор.

— Разрешите мне…

Это сказал Дирек. Леди Маллоринг остановилась — она уже шла к звонку. Тонкие губы юноши искривились в презрительной улыбке.

— Мы знали, что получим отказ. В сущности, мы пришли предостеречь вас, что это может вызвать неприятности.

Леди Маллоринг только улыбнулась.

— Все это касается только нас и наших арендаторов, и мы были бы очень рады, если бы вы сочли возможным в это не вмешиваться.

Дирек поклонился и взял сестру под руку, но Шейла не сдвинулась с места; она дрожала от гнева.

— Кто вы такие? — внезапно заговорила она. — Кто вы такие, чтобы распоряжаться людьми, владеть их душой и телом? Кто дал вам право вмешиваться в их частную жизнь? Хватит с вас и того, что вы получаете с них арендную плату.

Леди Маллоринг поспешно двинулась к звонку. Уже дотронувшись до него, она обернулась.

— Мне очень жаль вас обоих: вы получили ужасное воспитание.

Наступила тишина. Затем Дирек спокойно сказал:

— Благодарю вас, мы не забудем, что вы оскорбили наших родителей. Не трудитесь звонить: мы уходим.

В молчании, пожалуй, даже более глубоком, чем перед входом в усадьбу, брат и сестра возвращались по той же аллее. Они еще не познали простой, но весьма трудно постижимой истины, что на свете могут быть люди, совсем на них непохожие. Им всегда казалось, что стоит им изложить свою точку зрения и противная сторона тут же с ними в душе согласится, а если и будет упорствовать, то разве что из корыстных соображений. Поэтому они возвращались после этой стычки с врагом пораженные открытием, что леди Маллоринг искренне верит в свою правоту. Это привело их в смятение и только распалило их гнев. Они уже давно успели отряхнуть прах этого дома со своих ног, когда Шейла наконец нарушила молчание:

— Они все такие… ни мыслей, ни чувств… только уверенность, что они существа высшей породы. И я… и я их за это ненавижу. Они ужасны, они отвратительны…

Шейла говорила, запинаясь, и по щекам ее катились слезы ярости. Дирек обнял ее.

— Хватит. Нечего ныть. Давай лучше подумаем, что теперь делать.

Шейлу сразу подбодрило, что роли их переменились.

— Нам надо их ошеломить, — продолжал Дирек. — Мы ничего не добьемся, если будем только метаться и протестовать. — И он процедил сквозь зубы:

«Англичане, почему
Покорились вы ярму?» [5]