Это бездйствіе среди работающихъ бабъ и блдное лицо, еще боле замтное изъ за краснаго платка и новаго сарафана, поражало больше воя. Она какъ будто ужъ распростилась со всми, и вс ужъ ей были чужіе. Старикъ веллъ Игнату хать съ молодайкой, а самъ торопился, такъ что и не позавтракалъ, а взявъ только хлбушка въ полотенце, одинъ слъ на кобылу и похалъ. Но прежде чмъ хать въ городъ, онъ зашелъ къ Егору Михайловичу. «Я, Егоръ Михайловичъ, хочу малаго выкупить, прикажите?» — «Чтоже, передумалъ?» — «Передумалъ, Егоръ Михайловичъ, жалко, братнинъ сынъ, жалко. Богъ съ ними, съ деньгами. Грха отъ нихъ много. Жили безъ нихъ — и проживемъ. Записочку пожалуйте». «Чтожъ, ладно, — сказал Егоръ Михайловичъ и написалъ ему записочку къ знакомому поставщику рекрутовъ. Только скоре ступай, въ 12 часовъ ставка». Напрасно говорилъ это Егоръ Михайловичъ; старикъ зналъ это и былъ весь не свой отъ безпокойства. Онъ котомъ ввалил
ъвъ телгу и всю дорогу гналъ рысью, только одну горку далъ шажкомъ выдти. Такъ что брюхо кобылы въ одно утро все пропало. Онъ пріхалъ не къ купцу, не къ правленью, а прямо въ синій трактиръ, къ хозяину котораго была дана записка. «Ну, что, старикъ, аль сына ставишь, — спросилъ хозяинъ. — А нашего малаго нанимали; должно нынче покончимъ. Просимъ 400 рублей, 380 даютъ. Гд малый-то?» — «Еще спитъ, все гуляетъ. Ужъ 23 цлковыхъ пропилъ. Надолъ. Вотъ и мужикъ идетъ». — «Бери 400», вдругъ сказалъ Дутловъ, выставляя руку. «Что такъ? А магарычи твои?» — «Ну не грши, сказалъ Дутловъ.— Хозяинъ оттягивалъ руку. — Не грши, умирать будемъ,— повторилъ Дутловъ. Другой мужикъ подходи лъ.— Ладно, чтоль? Только бъ въ врности было?» — «Ну молись Богу». Они ударили по рукамъ. Давай бумагу, бери задатокъ. Дутловъ уже зналъ вс порядки, прежде для своего сына совтовался съ писцомъ. Разбудили заспаннаго Алёшку, онъ тотчасъ же потребовалъ рому и требовалъ, чтобы старикъ выпилъ. Но Дутловъ отказался. Дали бумаги, старикъ пошелъ къ знакомому писцу Ивану Ивановичу, привелъ его съ собой. («Батюшка И. И., ужъ ты не обмани».) И. И. сказалъ, что все въ порядк, только надо въ ставку. — Старикъ пошелъ въ правленье и ждалъ у крыльца. Алешка зароблъ. Черезъ
1/
4часа вышелъ Алешка съ хозяиномъ, солдатскій обстриженный лобъ. «Слава теб, Господи», сказалъ Дутловъ и досталъ деньги. Первыя онъ отсчиталъ Ильичевы деньги и вздохнулъ легко, когда деньги эти перешли въ руки купца, потомъ пошли добавочныя цлк[овыя] бумажки пчельныя, плотничныя, извозныя и т. д. Эти онъ долго считалъ, наконецъ, отсчитавши, махнулъ рукой и, получивъ квитанцію отъ И. И., пошелъ на квартиру купца. Илюшка стоялъ въ комнат съ хозяйкой. Онъ злобно посмотрлъ на Дутлова и замолчалъ. Молодайка плакала, закрылась. Илюшка бойко и нагло смотрлъ на дядю, какъ будто онъ ужъ усвоился съ солдатствомъ. «Пріхалъ порадоваться, какъ за сына пле- мянникъ идетъ?» — «Илюха,— сказалъ Дутловъ, чуть не плача, подходя,— не грши». — «Илюха, что ты?» Молодайка уставилась. «Вотъ она». — «Кто она?» — «Квитанца!» — «Чья квитанца?» — «Илюха, виноватъ я былъ передъ тобой, и ты Аксинья! Вы меня простите, Христа ради,— и старикъ поднялъ полу кафтана, чтобы не запачкать и поклонился имъ въ ноги,— попуталъ меня бы нечистый, да спасибо, я въ чувства пришелъ, пропадай они, пропадай деньги эти». — «Что ты, батюшка, что ты?» И они поднимали его, хотя и не понимая въ чемъ дло, но чувствуя, что старикъ былъ откровененъ съ ними. «Я купилъ некрута и поставилъ его, вотъ она!» Илюшка долго не зналъ, что сказать. Но тутъ мать его, узнавъ новость отъ Игната, вбжала и бухнулась на шею сыну. «Родный ты мой,— завопила она,— слава теб Господи, выкупилъ онъ тебя. Спаси его Христосъ», И они вс стали въ ноги кланяться ему,— «Вкъ теб слуга, рабъ твой,[3] что хочешь изъ меня длай». Старикъ плакалъ и не зналъ, что сказать. Имъ тсно было съ своей радостью въ изб, они пошли на дворъ, купецъ похвалилъ даже. «Что, братъ, деньги, такого малаго не купишь за деньги». Илюшка горлъ, закладывая лошадь, но наконецъ все устроилось, и они похали. Штофчикъ водки незабытъ былъ, купленъ, и выпито немного. Кобыла оправилась, въ задк сидла молодайка, старикъ съ Ильей и его братомъ лежали въ середин, мальчишка правилъ, мать съ Игнатомъ хали сзади. Отъ водки ли, отъ радости, только имъ казалось, что ихъ сотни въ телгахъ, и голоса ихъ были такъ громки. Баранки высовывались. Прозжая мимо однаго домика, они замтили рекрутовъ и солдатъ кружкомъ и однаго рекрута пляшущаго съ штофомъ водки въ рукахъ; онъ плясалъ ловко. Илья остановился; рекрутъ чувствовалъ, что на него смотрятъ, и это придавало ему силы, но не видалъ никого. У него брови были нахмурены, и пьяное лицо было напряжено, только ротъ остановился въ улыбку, балалайка трепала, а онъ заботился, чтобъ то на каблук то на носк; мальчишки тутъ же были, помирали со смху, большіе серьезно любовались. Хозяинъ тоже стоялъ съ видомъ, что вамъ это в диковину, а я знаю твердо. Онъ узналъ Дутлова. «Вотъ мужикъ, за котораго пошелъ», сказалъ онъ. Алёшка остановился. «Гд? Алёшка, другъ любезный, — закричалъ онъ и побжалъ къ телг. — Хозяинъ, водки». Онъ всхъ угостилъ виномъ, бабы не пили. «Хозяинъ, пряниковъ». Баба съ пряниками пришла. Они схватили весь латокъ. Баба закричала. «Не бось, заплачууу! — и высыпалъ его въ телгу. — А матушка которая?» — «Эта». — «И ей пожертвую. Хозяинъ, дай полотенце». — Два полотенца и платокъ ку[пи]лъ. «На теб. Вотъ». Онъ остановился, какъ останавливаются пьяные, какъ будто вспомнилъ гд онъ, и что онъ. «Вотъ вамъ. И Алёшка пропадетъ — не пропадетъ Алёха». «Спасибо, родные, зачмъ это, спасибо, вишь простой малый какой». «А что, матушка есть у тебя? Какъ звать-то тебя?» «Алехой. Матушка, — онъ засмялся ужасно, — матушка есть. Вотъ за васъ я иду, вотъ я васъ одарилъ, только вы для меня сдлайте ради Христа Божескую милость. Позжай ты въ село Водное, и тамъ спроси старуху Аниканову — такъ спроси, и скажи ты старух этой самой, что молъ Алёха твой, значить А...ле...ха! Нтъ, не говори ничего, — голосъ его задрожалъ,— музыканъ валяй!» Онъ сталъ плясать ловко, стукая. «Прощай, дай Богъ теб», заговорили Дутловы. «Узжайте вы къ дьяволу». — «Охъ! — заговорила старуха, — что ты!» — «Пошли, что стоите, пошли, пошелъ!» Илюх что то загорлось, онъ погналъ во весь духъ, телги застучали. «Пошелъ, — стиснувъ зубы кричалъ Алёха, — я васъ, міроды, лапотники, черти». И съ этими словами онъ перешелъ въ плачъ, въ вой и, какъ стоялъ, ударился объ землю и заревлъ. А Дутловы остановили шагомъ, водка дйствовала, Илья заплъ, бабы подтянули. И тройка прохала, красныя лица, платки, прозвучала псня, прокричали они на ямщика, и ямщикъ поддалъ поглядывая, а чиновникъ посмивался. Старикъ дремалъ. Дти ликовали.