Том 7. Последние дни

Пустеет гостиная. Начинает стихать вдали. Музыка внезапно обрывается громовым аккордом. Стихает вдали шум толпы.

Долгоруков. Люблю балы, люблю!

Богомазов. Что говорить!

Пьют. В зимний сад, не со стороны колоннады, выходит Вороннова-Дашкова. Она, по-видимому, очень устала и не хочет этого скрывать. Обмахивается веером, садится на скамейку.

Долгоруков. Хорош посланник, ах хорош! Видали, какие дела делаются!

Богомазов. Петя, смотрите!..

Воронцова-Дашкова удивленно слушает. Богомазов и Долгоруков ее не видят.

Долгоруков(кривляясь). Будет Пушкин рогат как в короне! Сзади царские рога, а спереди Дантесовы. Ай да любящий приемный отец!

Воронцова-Дашкова бесшумно встает, скрывается в чаще, слушает.

Богомазов. Ай люто ненавидите вы его князь! Впрочем, кажется, вы всех ненавидите! Ну, князь, мне, никому — клянусь!., друг до гроба!.. [Вы] послали ему пасквиль, из-за которого весь сыр-бор загорелся? Или гагаринская работа? Молодецкая штука, прямо скажу! Ведь роют два месяца, не могут понять, кто! Лихо сделано! Стиль хорош! Ну, князь, прямо, — [вы]?

Долгоруков. [Я. Будет он помнить свои эпиграммы!] [122]

Богомазов. Будет, будет. Ну, до свиданья, князь, а то огни тушить будут.

Долгоруков. До свиданья.

Богомазов. Только, Петя, на прощанье говорю дружески, ой придержите язык! (Скрывается.)

Долгоруков пьет, потом выходит из беседки, собираясь уходить.

Воронцова-Дашкова. Князь?

Долгоруков оборачивается, улыбается, кланяется

[Как понравился вам вечер?] Почему вы одни, вы не скучали?

Долгоруков. Помилуйте, графиня, [ваш вечер ослепителен. Это можно видеть только во сне.] возможно ли скучать в вашем доме. Упоительный бал.

Воронцова-Дашкова. А мне взгрустнулось как-то.

Долгоруков. Графиня, вы огорчаете меня. Но это нервическое, уверяю вас. Прогулка завтра — и к вам вернется то расположение духа, которым пленяете вы всех.

Воронцова-Дашкова. Нет, грусть безысходна. Князь, вам не приходила в голову мысль о том, сколько подлости в мире? Неужели вы не задумывались над этим?

Долгоруков. Всякий день, графиня. Как вы правы. Тот, у кого чувствительное сердце, не может не понимать этого. Оно сжимается при мысли о том, до чего дошло падение нравов. И слезы невольно…

Воронцова-Дашкова. Висельник! Pendard!..[123]

Пауза.

Висельник! Гнусная тварь!

Гость(вышедший из-за колонны). Madame la comtese j'ai l'honneur de vous…[124] (Шарахнулся и исчез.)

Долгоруков. Вы больны, графиня! Я кликну людей.

Воронцова-Дашкова. Так вот кто этот мерзавец! Ужели бы я только не боялась нанести ему еще один удар, вызвать волнение, я бы выдала вас ему! Вас надо убить как собаку! Желаю тебе погибнуть на эшафоте! Вон! Вон! (выходит в гостиную.)

Гость в звездах(в сопровождении Воронцова-Дашкова в гостиной). Madame la comtesse, j'ai l'honneur…

Воронцов-Дашков. Сашенька, и князь покидает нас.

Воронцова-Дашкова. Bonne nuit, mon cher prince.[125]

Все трое уходят из гостиной. Всюду опустело. И вдруг начинает убывать свет.

Долгоруков(один). Подслушала. Ох, дикая кошка! Ты что же, тоже любовница его? Этот слышал за колонной, да, слышал! [А все он! Все эта проклятая обезьяна на моем пути!] Ну, ладно! Вы вспомните меня! Вы все вспомните меня, клянусь вам!

Хромая, идет к колоннаде.

Тьма.

Ночь. Большой казенный кабинет. Лампы под зелеными экранами. Большой письменный стол. Шкафы с делами. За столом сидит Дубельт. Дверь приоткрывается. Входит Ракеев.

Ракеев. Ваше превосходительство, там Битков к вам.

Дубельт. Да.

Ракеев выходит, а в кабинете появляется Битков. Пауза. Дубельт пишет, потом поднимает глаза.

Битков. Здравия желаю, ваше превосходительство.

Дубельт. А, наше вам почтение. Как твое здоровье, любезный?

Битков. Вашими молитвами, ваше превосходительство.