Том 6. Лимонарь

Идет Василий по городу мимо дворца королевского, мимо окошка царевны. Царевна в окне сидит. Признала Василия, схоронилась в окне.

И пошел Василий от дворца на край города.

Там жила старуха, на краю города, нищая. К ней и зашел Василий.

— Откудова? Какой молодец ты! — поздоровалась старуха.

— Очень, бабушка, я дальний, — осмотрелся Василий, — а бедно же ты живешь!

— По миру хожу.

— Я тебя сделаю богатой. Сослужи мне службу. Пойдем вместе на улицу, там я обернусь жеребцом, а ты меня веди на базар продавать и возьми за меня сто рублей. Сам королевич меня купит. Только уздечку не продавай, себе оставь. Купит меня королевич, заколет меня. И когда меня будут колоть, возьми ведра, стань с ведрами под гортанью — хлынет кровь прямо в ведра, и посей эту кровь перед дворцом — вырастет сад. А когда станут рубить этот сад, возьми с земли первую щепку и кинь ее в море...

Вышел Василий со старухой на улицу и стал жеребцом. И повела старуха жеребца на базар.

Едет королевич.

— Стой, старуха, продай жеребца.

Старуха продала жеребца, получила сто рублей и богатая, пошла домой.

А царевна все знает, догадалась, что за жеребец.

— Если ты его не заколешь, ты меня не увидишь! — говорит королевичу.

И как ни жаль королевичу, велел заколоть жеребца.

Вывели жеребца на площадь перед дворцом, свалили колоть.

Услыхала старуха, вспомнила, и пошла с ведрами на площадь, поставила ведра коню под горло.

— Что вы делаете, жеребца такого колоть? — жалко стало старухе коня.

— Хозяева приказали, так что нам! — отвечали работники, да как резанут его по горлу, кровь так и хлынула, и прямо в ведра.

Старуха набрала полны ведра и рассеяла кровь перед дворцом.

Поутру смотрит королевич, а около дворца — сад.

А царевна все знает, догадалась, какой это сад.

— Сад если ты не вырубишь, меня не увидишь! — сказала она королевичу.

— Коня мне жалко, а сада еще жальче, сад больно хорош! — говорит королевич.

А она стоит на своем:

— Если не вырубишь, меня не увидишь!

И покорился ей королевич, велел вырубить сад.

Услыхала старуха, вспомнила, потащилась на рубку.

— Что вы тут с топорами пришли, — говорит работникам, — такой чудесный сад рубить?

— Хозяева приказали, так что нам?

И как стали рубить, из первого дерева вылетела щепа наодаль, старуха подняла щепу и кинула ее в море.

И стал из щепы селезень — всякое перышко в золоте.

Плавал селезень по морю. Выходил народ к берегу, смотрел на диковинку. А царевна все знает, догадалась, что за селезень.

— Застрели, — кричит королевичу, — застрели селезня, а не то не увидишь меня никогда!

Вот и вышел королевич на море и увидел селезня. А селезень к краю плывет, покрякивает. И захотелось королевичу так поймать, живьем. Снял он с себя все, вошел в воду и ну селезня руками ловить.

А селезень нырнет от него — и к нему: манит в глубь.

Королевич и стал тонуть.

Селезень тогда вспорхнул на берег и сделался молодцом.

Вынул Василий из королевского платья кремень и огниво, чиркнул раз и два — до трех раз, и выскочили три ухореза.

— Что нас покликал, на какие работы?

— Сожгите весь город, только оставьте дворец да избушку старухину! — приказал Василий.

И подожгли ухорезы, — у! как загорелось!

С берега смотрел Василий на огненное царство.

И показался ему старичок: шел старичок к огню, вел царевну через огонь.

— Ах, Никола Милостивый! — взмолился Василий.

А старичок подвел к нему царевну.

И огонь погас.

И благословил их Никола Милостивый Чудотворец на новую жизнь жить верно в любви.

Василий с царевной вернулся в полунощное царство и стали они жить и быть. И по смерти царя наступил Василий Ломтев в полунощном царстве царем.

СВЕЧА ВОРОВСКАЯ{*}

Жил-был один человек, а время было трудное, вот он и задумал себе промыслить добра да недобрым делом: что у кого плохо лежит — не обойдет, припрячет, а то накупит дряни какой, выйдет купцом на базар и так заговорит ловко, так выкрутит, совсем тебя с толку собьет и втридорога сбудет, — одно слово, вор.

И всякий раз, дело свое обделав, Николе свечку несет.

Понаставил он свечей, только его свечи и видно.

И пошла молва про Ипата, что по усердию своему первый он человек и в делах его Никола ему помощник. Да и сам Ипат-то уверился, что никто, как Никола.

И однажды хапнул он у соседа, да скорей наутек для безопаски. А там, как на грех, хватились, да по следам за ним вдогонку.

Бежал Ипат, бежал, выбежал за село, бежит по дороге — вот—вот настигнут, — и попадает ему навстречу старичок, так, нищий старичок, побиральщик.

— Куда бежишь, Ипат?

— Ой, дедушка, выручи, не дай пропасть, схорони: настигнут, живу не бывать!

— А ложись, — говорит старичок, вона в ту канавку.

Ипат — в канаву, а там лошадь дохлая. Он под лошадь, в брюхо-то ей и закопался.

Бегут по дороге люди и прямо по воровскому следу, а никому и невдомек, да и мудрено догадаться: канавка хоть и не больно глубока, да дохлятину-то разнесло, что гора.

Так и пробежали.

Ипат и вышел.

А старичок тут же на дороге стоит.

— Что, Ипат, хорошо тебе в скрыти-то лежать?

— Ой, дедушка, хорошо, — чуть не задохнулся!