Том 6. Лимонарь

И прозревая судьбы мира и провидя судьбу в глазах приходящих к нему, как далек он был от мысли, что он выше других, и знает и дано ему больше. Он совсем не полагался на себя и в душе его не рождалась беспечность.

С бодростью вставал он от сна, прилежно стоял на молитве и много трудился.

И за долгий свой подвиг он достиг почти бестелесной жизни, все желание свое устремив к Богу в ожидании часа, когда воззван будет от мира сего на отдых от муки жизни.

Труды, молитва и созерцание — так проводил старец свои дни.

И тело его не слабело, душа не теряла бодрости, и свободный дух его раскрылялся.

Божьим светом озарена была его душа.

Отпустив пришедших к нему на гору с мольбой горемычной, стал он на молитву и всю ночь молился о чающей твари.

III

По немалом времени опять приходят на гору скорбные.

Лиц их не видно — одни испуганные и воспаленные глаза: глаза устремлены к пещере.

И сквозь стон едва слышен голос.

Вышел из пещеры старец.

— Отец! — и руки тянутся к последней защите, — война разгорается. Наши мужья и отцы ушли. Их призвал король против Псаммия. Жестокий полководец Псаммий пристал к Антиоху. Мы воюем со многими властителями. Кровь заливает наши поля.

И скорбные не хотят уходить, моля о пощаде и о победе над врагом.

А там на полях, обагряемых кровью, рядом с воинами Аспида умирали воины Антиоха и Псаммия.

И в Сирии стенали, как в Александрии.

Матери говорили:

«Нам ничего не надо, не для себя и живем мы, нам только бы сохранить нашего сына!»

Отцы с горестью вспоминали свои надежды, больше не веря в возвращение сыновей.

Жены рвали на себе волосы в тоске по мужьям.

И как в Александрии, так и в Сирии, слово в слово одна подымалась к небу молитва о пощаде и о победе над врагом.

А небо было одно.

И сердце человеческое одно — и горюющее и стенящее.

И этого не видели и никак не могли понять люди, живя звериным обычаем своим во власти крови.

Старец ничего не сказал и скрылся в пещере.

И восстонала гора.

Скорбны, не проклиная — все слова давно перегорели в горечи напрасных ожиданий и дум беспокойных — поползли убито со скалы в долину в пустые дома оплакивать злую долю.

— Нет, безбожное творится в мире, гневен старец!

А старец стал на молитву и всю ночь молился за своих братьев, достигших свободы духа.

IV

Люди приходят в мир не по желанию своему и душа их несет в себе ту меру сил, какая досталась им от прошлой их жизни. И участь каждого по делам его.

У одних кожаный покров покрывает душу. Их глаза устремлены в землю, — кожа, мясо, кости, кишки — и обычай их жизни звериный. И таких больше полмира.

Другие — они еще не узрели неба, им оно грезится в снах — окликанные. И душа их, странница, нежна, как цвет.

И третьи — сыны духа. Им отверсто небо.

Рожденные в кожаной одежде не могут стать чающими.

И чающим никогда въявь не откроется небо.

Но трудами и жертвою каждый может дойти до своей грани: и восплакавшие звери восстанут к новой жизни чающими, и чающие — сынами духа.

Сыны же духа раскрыляются в меру своего подвига.

Старец Амун родился, как и все родятся, от матери.

— не оскорбляйте жен,

берегите нашу землю — мать! —

И избранный среди позванных еще в юности услышал он в своем сердце голос.

Он рос и учился, как его сверстники, и родители его гадали о его будущем, желая ему чести, славы и покоя.

А голос, звучавший в сердце, не сулил ему никакого покоя: все, к чему стремится душа в зверином обычае живущих — богатство, власть, слава, все это отвращало его душу.

И затосковал он по какой-то другой жизни, не этой с богатством, властью и славой. И решил по голосу сердца. Оставил он дом, пошел искать свою родину.

И так скитаясь по свету и терпя большую нужду и скорби, он пришел в пустыню, и привела его тропа к пещере египетского подвижника — духоносца

— не гоните странных,

берегите больших братьев своих! —

В пустыне он и остался.

Он прошел долгий искус под началом своего учителя и, укрепив дух свой, взошел на дикую гору и поселился один в пещере, чтобы испытать искушение от демонов.

И живя в борьбе с демонами, он покорил их.

И дана ему была власть, как над низшими, так и над начальными, ибо был он высок в вере и смиренен сердцем.

V

В Намосе жизнь замирала.

Война все расстроила: и хозяйство и самый строй жизни. Не хватало работников — война требовала живой силы и вот людей искусных отрывали от их прямого полезного дела и угоняли на охоту за человеком — не стало кому и пахать, не было и лучников, и шакалы, не стесняясь, подступали к самому городу.

Там на полях, обагряемых кровью, умирали от ран и заразы, а тут за стеною — и жрать нечего и одеться не во что — голодная, холодная смерть.

В Петровки подошли кочевники к городской стене и примкнули шатры свои к лачугам пригорода, и некому было отогнать их. А на Ильин день пришли посланные от короля Аспида и забрали дедов и отроков, способных наляцать лук, а за одно прихватили и здоровых кочевников.

Вой и проклятия диких разрывали душу.

И в городе остались теперь лишь немощные да слабые.

Все, что можно, все повыбрали, и двух последних попов увели с собой посланные короля.