Том 6. Казаки

К концу 1850-х гг., казалось, можно было бы считать, что все главные творческие искания закончены, и работа движется в определенном русле. К этому времени (или немного позже) мы относим появление конспекта № 7, где хотя в двух словах, но отчетливо намечен ход действия, очень близкий к теперешнему и с точно такой же развязкой. Вот конец конспекта: «Убийство (т. е. абрека). Письмо. Вечеринка. Абреки. Она прогоняет». Стоит вставить сюда легко подразумеваемые слова о ране молодого казака, и конспект прекрасно подойдет к повести, как мы знаем ее сейчас. Но вот одновременно с этим конспектом и даже, вероятно, позже его, возникают конспекты 8 и 9, которые представляют собою совершенно новую вспышку фантазии с уклоном в сторону сильной романтизации замысла. По этому материалу Оленина (он зовется уже так) приходится представлять себе не скромным юнкером, а блестящим офицером с большими связями в местном центре, Тифлисе; его посылают после экспедиции курьером к главнокомандующему, в Тифлисе он, очевидно, близко принят у наместника кн. Воронцова; мало того, он в тайной связи с кн. Воронцовой;[90] она его любит, но он отвращается от нее, как и от всего светского круга, и ищет удовлетворения в природе и первобытности, Отсюда его уединение в станичной жизни и чувство к Марьяне, жене Урвана (возвращение к ситуации 1853 г.). Соперничество с мужем разрешено добровольной уступкой со стороны последнего («владай ею») и его бегством; роман с казачкой, прерванный походом, поездкой Оленина в Тифлис и свиданием с Воронцовой, возобновлен с его возвращением в станицу. Сопротивление Марьяны преодолено, она полюбила Оленина, и они сошлись. Он серьезно готовится к свадьбе, выходит для этого в отставку, Марьяна перешла в православие; они счастливы. Тут неожиданное возвращение Урвана катастрофически создает поворот в душе Марьяны; она бросается мужу в ноги, боится, что Оленин выдаст его; казак скрывается, но скоро захвачен; хлопоты Оленина о помиловании опоздали, и совершается казнь. Раскаяние Марьяны заставляет ее убить Оленина при первой его попытке увидаться, и она выдает себя властям. Впрочем, конец выражен так, что допускает другое толкование: Оленин убит не ею, а влюбленным в нее солдатом, молчаливым свидетелем всего романа, и Марьяна лишь приняла вину на себя. На это наводит слово «солдат», на котором обрывается конспект, в связи с ролью солдата в варианте 11 (1857 г.).

Эта неожиданная вспышка творчества погасла без дальнейших последствий, но ясно, что, пойди автор по этому направлению, мы имели бы в «Казаках» произведение совершенно иного духа и характера, быть может внешне более эффектное и сложное, но лишенное той простоты, естественности и цельности, которые сейчас составляют его главную силу. Толстой быстро отвернулся от поманившего его блестящего видения, но в истории создания «Казаков» важен этот момент, вскрывающий сложные, извилистые пути творчества.