— Сейчас нашлось много любителей поболтать о революции. А настоящие бойцы революции скромнее и проще, чем все эти любители революционной позы. И потом надо иметь в виду, что часто там, где безудержным левакам мерещится революция, происходит совсем другое. Одно время у нас — давно, конечно, — подобной болтовни было особенно много. Приходит раз сообщение из провинции, что на одной из сельских фабричонок восстали рабочие, захватили фабрику, вооружились и держатся. Иным чудилось, что там происходит бог знает что. Я отправился на место как работник профсоюза. И что же увидел на том месте? Рабочие захватили сарай и швырялись из него каменьями. Даже нам, профсоюзникам, сгоряча залепили. Во главе бунтарей стояла простая, неграмотная и смелая женщина. Она подняла своих товарищей против администрации, когда та перешла границы в грабеже рабочих. Руководительница возмущенных делала большое дело. Но когда конфликт стали разбирать и стали беседовать с людьми, она, эта смелая женщина, чертовски испугалась, как бы ее имя не попало в газеты, тогда, мол, все узнают, что она простая и неграмотная рабочая. А ей пуще всего было страшно от мысли, что об этом узнают родители жениха ее дочери, от которых она скрывала свое положение, все стремилась выдать себя за кого-нибудь познатнее. Людой надо понимать. Каждого в отдельности.
3
— Завтра мне разрешено допек отдохнуть, — сказал как-то под вечер Питер, заехав в отель. — Часиков в семь утра будьте готовы, поедем вдоль побережья на юг в одно красивое местечко.
Может быть, конечно, он и отдохнуть решил, но я-то понял его: он хочет как можно больше интересного показать мне на острове, который любит, как самый страстный, горячий патриот, и я уже не сомневался в том, что то местечко будет интересным.
На этот раз с нами поехала и его жена Мод, накануне выпустившая очередной номер газеты и тоже получившая относительную свободу от своих редакторских дел.
Ехали побережьем океана, по той дороге, которая началась за окраиной Коломбо, когда кончилась многомильная улица столицы — Галле роуд. Дорога вела на юг, в старинный город и порт Галле. Справа, за узкой полоской песчаной прибрежной земли, заросшей кокосовыми пальмами, бился прибой океана, мощно шумя и погромыхивая. Слева тоже были пальмы, пальмы, пальмы, и под ними, среди них — каменные или оштукатуренные — дома с каменными оградами, такие, как в дачных пригородах старых европейских городов. Па манер купцов и дельцов из Европы тут строились богатевшие под их крылом местные тузы, наживались на производстве и торговле всем, что может дать человеку кокосовая пальма, и прежде всего на веселящем напитке тодди и следующем за ним еще более крепком араке.
На берегу то там, то здесь лежали тяжелые океанские лодки рыбаков; рыбаки большими артелями, вытянувшись в цепь, тащили заброшенные в океан сети; в ячеях, сверкая металлом, бились большие здешние рыбины. Когда, чтобы посмотреть, как все делается, мы возле таких рыбалок выходили из машины на берег, нам слышались тягучие, стонущие песни. Видимо, всюду так, у всех народов: и песни «бурлацкой артели» и песни «рыбацкой артели» тягучи, неторопливы, печальны, как и сам труд их.
В каком-то месте, где вот так же тянули сеть из океана, на плоской корме вытащенной под пальмы лодки сидел старый, седой человек и каменным взором смотрел на то, что перед ним происходило. Кто он такой, — думалось, — старый рыбак, который ужо не в силах работать? Отец рыбака? Седые его волосы клочьями шевелил живой, веселый ветерок, но в лице старика ни живинки: камень и камень; и весь он был как бы из камня, мертвый, недвижный. Кто же все-таки он? Оказалось, владелец сетей. Те, кто ловил ими рыбу, обязаны не только отдать ему немалую долю добычи, а еще и заплатить но одну рупию за пользование сетями. Это его сети, а по их. Их только руки, труд, а на результат труда уже ляжет немало охочих ладоней. Даже вот эта, может быть, столетняя мумия, глядящая на сегодняшний мир из глубин минувшего века, и та держит людей труда своей бессильной, иссохшей рукой за горло.
Мы часто слышим и говорим: «Стройна, как пальма», «Прям, как пальма». Это, надо иметь в виду, относится к каким угодно видам пальм, но только не к кокосовой и тем более растущей на берегу океана. Кокосовые пальмы, да еще с малых росточков обдуваемые муссонами, скорее похожи на змей, каким-то образом воткнутых хвостами в землю. Стволы их кривы, извилисты, змеисты. Группа пальм напоминает толпу тонкотелых существ, шарахнувшихся в панике от чего-то их напугавшего. Я обратил внимание на то, что все они на высоте своих крон соединены двумя рядами не то проволоки, не то веревок. В чем дело, не телеграф ли это какой-то особенный, или пальмы связаны одна с другой, чтобы лучше сопротивляться напору ветра?
— По этим веревкам ходят, — сказал Питер. — Вой там идет один!..