— Вокруг Ленинграда сейчас полно всякого сброда, — рассказывает он. — Затеряться среди них можно очень легко. Это все шкуры, продавшиеся Гитлеру. Есть голландцы, норвежцы, бельгийцы из легиона «Фландрия», много испанцев. Норвежский легион стоит в районе Урицка. Говорят, к ним сам Квислинг приезжал, бодрил землячков. Но наемники не ладят с немцами: харч, дескать, не тот, что был обещан, и зарплату не вовремя платят. А с «голубыми» испанцами, которые в Пушкине, вообще заваруха. В подвалах Екатерининского дворца сложено много фарфоровой посуды, всяких фарфоровых штук. Немецкие солдаты — народ дисциплинированный, начальство слушаются. Ежели сказано: не совать носа куда не надо, они и не суют. Лежала посуда в подвале в целости-сохранности. Только офицерье кое-что потаскивало, и то с разрешения начальника гестапо, который со своим «хозяйством» разместился в том корпусе дворца, где были китайские залы. Зубовский корпус, если не путаю. Ну, а испанцы как пришли, так и давай по подвалам шарить, тарелки, вазы переть. Немцы смотрели-смотрели и тоже полезли за добром. Начались драки в подземельях между немцами и испанцами. Кого-то штыком пырнули, другого прикладом оглоушили. Гестаповец терпел-терпел, а потом вызвал взвод солдат, те все добро царей русских переколошматили прикладами. Чтобы ни тем и ни другим. Разорение во дворцах идет самосильное. Паркеты сдирают, двери снимают с петель. «Янтарную комнату» всю целиком увезли. Сняли янтарь со степ, в ящики упаковали — и в Германию. Народу нашего в городе осталось единицы. Кого угнали, кто сам отправился по оккупированным областям счастья искать…
Над Пушкином дым стоит несколькими столбами. Что там еще предают разорению? Какими мы увидим вновь наши чудесные пригороды? Что после того, как гитлеровцы будут отброшены, останется в Гатчине, в Кингисеппе, Нарве, Луге, моем Новгороде? Если за один месяц хозяйничания немцы превратили Тихвин в сплошные руины, чего же натворят они в городах и селах за долгие, долгие месяцы, а может быть, и годы?
В конце мая мне вновь пришлось вспомнить Тихвин. Евгений Иванович Негин рассказывал в декабре о собкоре «Ленинградской правды», нашем товарище Леониде Афанасьеве: был, мол, в партизанах, потом ушел с Красной Армией и где-то воюет, известий о нем нет.
Под заголовком «Инквизиторы» мы, журналисты Ленинграда, одним майским утром прочли в «Ленинградской правде» такой, как мы говорим, материал: